7

2 января

С похмелья голова трещала так сильно, что Элизабет на ощупь, не открывая глаз, сползла с кровати и пошла по направлению к ванной. Четыре шага вдоль стены, и вот она, заветная дверца в комнату, где ее ждут потоки восхитительно холодной воды, которая освежит больную голову и поможет поскорее прийти в себя.

В предвкушении Элизабет схватилась за дверную ручку и… с неприятным чувством осознала, что никакой ручки нет и в помине.

Открывать глаза по-прежнему не хотелось, и Элизабет наугад пошарила по стене. Странно. Текстура обоев была совсем не такой, как дома, совершенно гладкой, без единой выпуклости. Как будто не было дорогущего ремонта, превратившего их с Дэниелом спальню в произведение искусства с гобеленовыми стенами.

Вздохнув, Элизабет сжала ноющие виски руками и чуть приоткрыла глаза. Ничего хорошего она не увидела. В ярком утреннем свете, заливавшем комнату, было видно, что гобелены как таковые на стене отсутствовали, а сама стена имела симпатичный ровный розоватый оттенок.

Абсолютно незнакомый оттенок.

Элизабет застонала и ткнулась лбом о стену. Конечно, теперь все ясно. Как она могла допиться вчера до такой степени, чтобы позабыть все на свете?

Это не ее спальня.

И не ее стена с гобеленом.

И ее ванная, соответственно, находится не здесь.

Она же в квартире Бланш Хитроу, той самой Бланш, которая изобретательно плела им с Дженнифер свои байки, поила вином без меры, а потом уложила спать. Лично ее, Элизабет, положили на кухонном диване, как будто во всей квартире не нашлось местечка поприличнее!

Элизабет недовольно повела плечиком и застонала, сморщившись от внезапной боли. Любое неосторожное движение резкой болью отзывалось в голове. Элизабет знала, что вчера выпила больше всех, но обвинять себя всегда невыгодно, и поэтому она пришла к выводу, что вино Бланш было отвратительного качества, и именно из-за него голова вот-вот треснет от боли.

Ладно, я тебе еще покажу, подружка, мрачно пообещала Элизабет и отправилась на поиски ванной комнаты.

Для этого глаза пришлось открыть по-настоящему, что отнюдь не улучшило ее состояния и настроения. Впрочем, через пару минут Элизабет позабыла и о головной боли, и о злости на Бланш, и вообще обо всем на свете. Где бы она ни находилась сейчас, это место не было квартирой Бланш в полуразвалившемся доме на улице Гетти Барлоу, и Элизабет многое была готова отдать, чтобы узнать, где она и как сюда попала.

Комната, в которой Элизабет безуспешно пыталась обнаружить свою ванную, была в два раза больше ее спальни. Обстановка в розово-персиковых тонах была немного вычурной, но стильной и дорогой: широченная кровать на резных ножках, шелковое белье, безжалостно смятое телом Элизабет, пузатый комод с замысловатыми ручками, высокий шкаф, вызывающий в памяти интерьеры в духе Джейн Остин, многоярусная люстра с лампами-свечами, тяжелые портьеры со старомодными ламбрекенами…

Элизабет удивленно оглядывалась по сторонам. Неужели она провела ночь в музее и сейчас придет полиция арестовать ее за недостойное поведение?

Более тщательный осмотр доказал, что беспокоиться не стоит. Наряду со старинной мебелью и постельным бельем с вышивкой баснословной стоимости в комнате находился вполне современный кнопочный телефон, ваза с живыми цветами, к которой была прислонена карточка «С любовью от администрации Н.П.П.», а в соседней комнате обнаружилась большая ванная с зеркалами на потолке и стенах, новехонькой сантехникой и разнообразными туалетными принадлежностями с фирменным логотипом гостиницы «Ньюайленд пасифик плаза».

  26