92 
– Тс-с. Все плохое уже закончилось. Она больше никогда не обидит Сета. И тебя.
– Я так глупо вела себя.
– Нет. – Филип ласково погладил ее шею, плечи. Необыкновенная нежность затопила его. – Спи.
– Не уходи.
– Не уйду. – Он верил в то, что говорил сейчас. – Я никуда не уйду.
В этом-то и заключается проблема, понял Филип, поглаживая ее руки, спину. Он действительно хочет остаться с ней. Он хочет смотреть, как она спит – вот так, как сейчас: глубоко и спокойно. Он хочет утешать ее, когда она плачет, ибо он не сомневался, что в минуту отчаяния некому поддержать ее.
Он хотел смотреть, как искрятся смехом ее похожие на озера глаза, как изгибаются пухлые красивые губы. Он мог часами слушать, как меняются интонации ее голоса: от искреннего веселья и изумления до серьезности, до чопорности.
Ему нравится, как по утрам, при виде его, по ее лицу пробегает легкое удивление, а по ночам ее лицо светится наслаждением и страстью.
Она понятия не имеет, какое у нее выразительное лицо, думал Филип, укрывая Сибил покрывалом. О, смена выражений почти неуловима, как и ее аромат. Надо подобраться очень близко к ней, чтобы почувствовать это, понять… И он подобрался близко, очень близко, даже не заметив, как это получилось.
– Кажется, я влюбился в тебя, Сибил, – тихо сказал он, растягиваясь рядом с ней. – И, черт побери, это здорово осложнит жизнь нам обоим.
Она проснулась и на одно мгновение почувствовала себя маленьким ребенком, напуганным страшными существами, затаившимися в темноте. Она крепко сжала губы, так крепко, что стало больно. Плакать нельзя. Если она заплачет, услышит кто-нибудь из слуг и расскажет маме. Мама рассердится. Ее мама не любит, когда она плачет из-за темноты.
Потом Сибил вспомнила. Она не ребенок. Никто не прячется в темноте. Она – взрослая женщина и знает, что глупо бояться темноты в мире, где так много других причин для страха.
О, как же она вчера опозорилась, ужаснулась Сибил, когда вспыхнули недавние воспоминания. Поставила себя в идиотское положение. Не смогла сохранить самообладание и вместо того, чтобы взять себя в руки, вылетела из дома, как последняя идиотка.
Непростительное поведение.
Потом чуть не утопила в слезах Филипа. Рыдала, как ребенок, усевшись прямо на траву.
Филип.
Сибил застонала от унижения, закрыла лицо руками и испуганно вскрикнула, когда чья-то рука обвила ее.
– Тс-с.
Она узнала его прикосновение, его запах еще до того, как он притянул ее к себе. До того, как его губы коснулись ее виска, до того, как его тело прижалось к ее телу.
– Все в порядке, – прошептал он.
– Я… я думала, ты ушел.
– Я же обещал остаться. – Филип чуть приоткрыл глаза, взглянул на тускло светящиеся стрелки будильника. – Три часа ночи. Мог бы и не глядя догадаться.
– Я не хотела будить тебя. – Ее глаза уже привыкли к темноте, она различила черты его лица. Так захотелось дотронуться, что зачесались кончики пальцев.
– Я не в силах возражать, когда просыпаюсь в три часа ночи в постели с красивой женщиной.
Сибил улыбнулась. Какое счастье, что он не напоминает о ее вчерашнем поведении. Сейчас они просто вдвоем. «Вчера» не существует, и не надо из-за него печалиться. «Завтра» тоже нет, и не надо о нем тревожиться.
– Думаю, с тобой это часто случается.
– Не стану тебе возражать.
Его голос был таким нежным, рука – такой сильной, тело – таким крепким.
– А ты не возражаешь, если просыпаешься в постели с женщиной, которая хочет тебя соблазнить?
– Как ты могла подумать обо мне так плохо! – с шутливым негодованием произнес Филип.
– Ну, если ты не возражаешь… – Сибил повернулась, скользнула на него, нашла губами его губы, языком – язык.
– Я дам тебе знать, как только начну возражать. Сибил рассмеялась. Она была так благодарна ему за все, что он сделал для нее, за то, кем он стал для нее. Она так сильно хотела выразить свою благодарность.
Было темно. В темноте она могла быть кем угодно.
– Может, я не остановлюсь, если даже ты станешь возражать.
– Я слышу угрозы? – Ее дразнящий шепот изумлял и возбуждал его не меньше, чем кончики ее пальцев, танцующие по его телу. – Ты не сможешь меня запугать.
– Смогу. – Вслед за пальцами по коже заскользили ее губы. – И запугаю.
– Ну, попробуй… О господи… О, черт побери.
Сибил снова засмеялась, и ее язычок заработал еще проворнее. Когда его тело задрожало, дыхание стало прерывистым, она медленно провела ногтями по его разгоряченной коже.
92 
