Скучно не было
29 
— Он не связывался со мной, ма. Это я в середине недели позвонила секретарше доктора Перкинса и узнала телефон Джорджа, а затем позвонила ему. Прости меня. Я понимаю, что ты должна чувствовать. Поверь, я хотела сначала посоветоваться с тобой, но…
Но побоялась того, как я могу отреагировать на это, мрачно подумала Маргарет. Да, пора взять себя в руки и перестать вести себя неосмотрительно, пока ущерб, наносимый их с дочерью отношениям, не стал необратимым. Пора продемонстрировать не только великодушие, но также мудрость и здравомыслие.
Маргарет набрала в грудь побольше воздуха и сказала как можно спокойнее:
— Он твой отец, Олли. Я понимаю, насколько… Как он должен интересовать тебя. Уверена, на твоем месте я поступила бы так же. И в тебе… — она осеклась, но все же нашла в себе силы закончить, — говорит голос крови. Что ж, я могу понять, что тебе лучше обсудить сложившуюся ситуацию с ним, чем со мной. В конце концов ему уже пришлось пережить нечто подобное, тогда как я…
— Ма, пожалуйста, не заставляй меня чувствовать себя еще хуже, чем сейчас! — взмолилась Оливия голосом, прерывающимся от сдерживаемых слез. — Дело совсем не в этом. Что же касается голоса крови… Ты — моя мать. А Джордж… Я не могу назвать его отцом… Я даже не думала о нем в этом смысле… пока. Я не знаю, почему чувствую такую настойчивую потребность общаться с ним, не понимаю, чего ищу…
Она запнулась. И Маргарет стало больно за дочь, за них обеих. Господи, не дай ему причинить ей страдания! — мысленно взмолилась. Не допусти, чтобы он убедил ее в своей привязанности, а затем отверг!
— Джордж очень одинок, ма, — выдавила Оливия. — Та женщина, ради которой он оставил тебя… Не думаю, чтобы они долго были вместе. Он даже не упомянул о ней, а о тебе говорил не переставая…
Все, ей следует немедленно прекратить это!
— Олли, все в порядке, — прервала ее Маргарет. — Я все понимаю. Он твой отец, и я никогда не хотела, чтобы ты испытывала неприязнь к нему. Ведь, в конце концов, он — часть тебя. И ты не должна… Тебе совершенно ни к чему оправдывать передо мной его поступки. Наши с ним отношения давным-давно в прошлом. А ваши — только начинаются…
Они проговорили больше получаса. И когда Маргарет положила трубку, на нее навалился огромный груз печали, смягченной, правда, сознанием того, что она поступила правильно, избавив Оливию от чувства вины, которое та, должно быть, испытывала, общаясь с отцом. Напряжение ушло из голоса дочери, едва она поняла, что мать не намерена укорять ее за то, что она сделала.
Возможно, это одно из величайших благ, которое я смогла дать своей дочери, признала Маргарет, сидя за одиноким ужином, — свободу открыто выяснять отношения с отцом. Да, она поступила правильно, но чего это ей стоило!
Она усталым жестом отодвинула тарелку с нетронутой едой. Маргарет испытывала одновременно душевную опустошенность и беспокойство, ее охватили дрожь нервного возбуждения и чувство страшного одиночества. Она взглянула на телефон, почти жалея о том, что уже слишком поздно звонить Джиму и сообщать ему, что передумала.
Может быть, пора наконец порвать с прошлым, перестать тешить себя глупыми мечтами о несбыточном и принять действительность такой, какова она есть? Нет также смысла желать, чтобы вернулся тот момент, когда Джордж еще не успел войти в их жизнь… вернее, в жизнь Оливии, тоскливо поправила она себя. Вместо того чтобы лелеять свою боль, следовало бы порадоваться за дочь.
Маргарет слышала ее голос, в котором звучала сдержанная радость, вызванная обретением отца. Нет, она не может, не должна отравлять эту радость. Она не имеет права позволить своим чувствам воздвигнуть барьер непонимания и ревности между отцом и дочерью.
Десять часов вечера. Может быть, стоит пораньше лечь спать… На завтра обещали хорошую погоду. Можно провести весь день, работая в саду. Деревянную скамью нужно покрасить, давно пора прополоть и рассадить растения. Ей есть чем занять руки — в отличие от головы.
Ничто не отвлечет ее от мыслей об Оливии… о Джордже. Ничто не помешает снова и снова вспоминать тот ужас, то чувство одиночества, немоту, которые охватили ее, когда Джонни сообщил, что Оливия уехала со своим отцом. Ей и раньше случалось испытывать ревность — глубокую, мучительную ревность женщины, чей муж предпочел другую. Но ей и в голову не пришло бы, что она будет ревновать к собственной дочери, отчаянно желая, чтобы…
29 
