очень нудно 
155 
Ногти Триции, словно крошечные кинжальчики, впились в плечо Пруденс.
— Идем со мной, испорченная, неблагодарная девчонка. Ты — позор для своего папы и для всех моих бедных покойных мужей. И это твоя благодарность за все, что я для тебя сделала?
Пруденс выдернула свою руку и решительно отстранила от себя Трицию. Расправив плечи, она шагнула вперед и, воспользовавшись преимуществом своего роста, свысока взглянула на тетю.
Триция попятилась и, споткнувшись о вальяжно растянувшегося на траве дога, едва не упала, но была заботливо подхвачена сквайром Блейком. Она прижала руку к груди и во все глаза глядела на свою племянницу, не узнавая в этой гордой, сознающей свое достоинство женщине, тихую, невзрачную девушку.
— Но кто бы мог подумать… Такое высокомерие…
Сквайр Блейк повел Трицию прочь, бормоча сочувствие, но не удержался и восхищенно посмотрел через плечо на Пруденс. Борис, поскуливая, потрусил за ними.
Пруденс в оцепенении стояла посреди лужайки. Тайни положил свои огромные ручищи ей на плечи.
— Идем, детка. Ты чертовски храбрая девочка, но нам лучше отвести тебя домой.
Она пошла вперед, ничего не видя перед собой. Хотела бы она вспомнить, где ее дом.
ГЛАВА 37
Дождь барабанил по крыше ветхого строения, но даже ливень не мог удержать поток любопытных, стремящихся попасть в здание суда, расположенного в центре Элсдона. Оно было битком набито жителями графства Нортамберленд и соседних графств, прибывших на скандальное аннулирование нашумевшего брака герцогини Уинтон.
Пар поднимался от мокрых плащей. Почтенные графы стояли локоть к локтю с фермерами, атлас соседствовал с шерстью.
Репортеры из «Лондонского обозревателя» и «Тайме» проталкивались сквозь толпу, формулируя общественное мнение и собирая сплетни. Симпатии разделились. Старая фермерша с лицом, сморщенным, как печеное яблоко, заявила, что герцогиня — бедная, несчастная девочка, которую похитил негодяй и вынудил выйти за него замуж под дулом пистолета. Юная мисс Девони Блейк назвала Пруденс Уолкер гнусной эгоисткой, посмевшей скрыться с женихом своей собственной тети. Ее уважаемый отец радостно объявил все это дело «просто кишащим интригами» и напоследок, желая прославиться, попросил репортеров упомянуть о нем как о свидетеле и деятельном участнике этой пикантной истории в своих заметках и поместить его портрет в газетную статью.
Нестройный гул толпы сменился ревом штормового моря, когда входная дверь в здание суда распахнулась, впуская вместе с брызгами дождя объект их страстного обсуждения.
Женщины из высшего общества, прикрываясь веерами, с нескрываемым любопытством взирали на «дерзкую девчонку», позволившую себе разорвать помолвку со своим знатным и богатым женихом и выйти замуж за неизвестного никому человека. Мужчины, подталкивая друг друга, отпускали непристойные шуточки. Во всех светских салонах шокирующая история замужества герцогини Уинтон была самой первой темой обсуждения в течение месяца.
Репортер «Тайме» не скрывал своего разочарования, когда один из местных представителей дворянства пояснил ему, что герцогиня — не то шикарное создание в высоком парике и ярком платье, а очкастая девушка, шедшая позади.
Определенно, не было ничего во внешности юной герцогини, заслуживающего критики, размышлял репортер. Одета она была в черное, темные волосы были закручены в узел на затылке. Он отругал себя за то, что не захватил чернильницу. Боже, как ему хотелось нарисовать ее! Запечатлеть на бумаге линии тонкого лица, вылепленные с таким изяществом.
Раскат грома необычайной силы прогремел, казалось, прямо над зданием суда. Пруденс вышла вперед и заняла свое место на скамье. Триция оставила старика Фиша у двери и последовала за племянницей. Новый поклонник Триции — корсиканский граф — маршировал за ней в развевающейся накидке, открывая взору присутствующих безупречного покроя фрак, увешанный лентами и медалями.
Пруденс чинно сложила руки на коленях. Шум толпы за спиной не волновал ее. Она не прислушивалась к злословию в свой адрес, не замечая оскорбительных ухмылок. Она не чувствовала ничего. Жуткое оцепенение накатилось на нее, делая невосприимчивой к сплетням.
Один месяц. Тридцать дней, и ни единого слова. Ни одной записки. Ни одной строчки. Ничего. И надежда Пруденс на то, что Себастьян не хотел, чтобы она прошла через эту унизительную процедуру аннулирования их брака, на которой так настаивала Триция, таяла с каждым днем.
155 
