очень нудно 
6 
Хотя по щеке ирландки текла слеза, это не мешало девушке поить Феликса лекарством.
– Вам нужен покой. Вы спаслись чудом. Погибло больше тысячи человек.
– Ты… – Пораженный ужасом, Феликс схватил ее за запястье. – Тысячи?
– Больше. Сейчас вы в Куинстауне. Все хорошо. – Она склонила голову набок. – Вы американец, верно?
«Близко к истине», – подумал Феликс, который не видел берегов родины больше двенадцати лет.
– Да. Мне нужно…
– Чай, – прервала она. – И крепкий бульон. – Девушка подошла к двери и крикнула: – Ма! Он проснулся и, похоже, спать больше не собирается. – Она оглянулась. – Я вернусь через минуту и принесу вам чего-нибудь горячего.
– Пожалуйста… Кто вы?
– Я? – Она снова улыбнулась. Ее улыбка была удивительно солнечной. – Я Мэг. Мэг О'Рейли. Вы находитесь в доме моих родителей. Пата и Мэри О'Рейли, где будете жить, пока не поправитесь. А как вас зовут, сэр?
– Гринфилд. Феликс Гринфилд.
– Благослови вас бог, мистер Гринфилд.
– Подождите… там была одна женщина и маленький мальчик. Каннингем.
На ее лице отразилась жалость.
– Сейчас составляют список спасшихся. Я проверю, когда смогу. А сейчас отдыхайте. Я схожу за чаем.
Когда Мэг ушла, он повернулся лицом к окну и к солнцу. И увидел на столике у подоконника лежавшие у него в кармане деньги, гранатовые серьги. И сверкающую серебряную статуэтку.
Феликс смеялся, пока плечи его не затряслись от рыданий.
Он узнал, что О'Рейли зарабатывали себе на жизнь морем. Пат и два его сына принимали участие в спасательных работах. Феликс познакомился со всеми членами семейства, но сначала не мог удержать в памяти их имена. К Мэг это не относилось.
Он цеплялся за нее так же, как недавно цеплялся в воде за доску, чтобы снова не соскользнуть в темноту.
– Расскажите мне все, что вы знаете, – умолял он.
– Вам будет тяжело слышать это. И говорить об этом тоже нелегко. – Мэг подошла к окну и посмотрела на деревню, в которой прожила все свои восемнадцать лет. Спасшиеся, подобно Феликсу, жили в местной гостинице или в домах по соседству. А мертвые, упокой их господь, лежали во временных моргах. Некоторых предстояло похоронить здесь, прах других отправить на родину. Вечной могилой всем остальным стало море.
– Когда я услышала об этом, – начала Мэг, – то сначала не могла поверить. Траулеры были в море, и они отправились спасать тех, кто выжил. Большинство пришло к месту катастрофы слишком поздно. Они привезли на берег лишь мертвых. Господи помилуй, я своими глазами видела некоторых спасшихся, когда они сошли на берег. Женщины, маленькие дети, мужчины… Они все были полуголые и едва могли идти. Говорят, лайнер утонул меньше, чем за двадцать минут. Это правда?
– Не знаю, – пробормотал Феликс и закрыл глаза. Девушка смотрела на Гринфилда, надеясь, что у него хватит сил выслушать остальное.
– Кое-кто умер уже на берегу. Их раны оказались смертельными. Некоторые не выдержали переохлаждения. Списки быстро меняются. Нельзя без ужаса думать о семьях, которые надеются и ждут. И о скорби тех, которые знают, что их родные умерли такой страшной смертью. Вы говорили, что вас никто не ждет.
– Да. Никто.
Мэг склонилась к нему. Она лечила его раны, страдала вместе с Феликсом, когда тот бредил. Гринфилд находился на ее попечении всего три дня, но им двоим это время казалось вечностью.
– Отдыхайте. В этом нет ничего плохого, – тихо говорила она. – Бог простит вас, если сегодня вы не пойдете на похороны. Вы еще не поправились.
– Я должен идти. – Феликс смотрел на свое тело, в чужой одежде казавшееся особенно тощим и хрупким. Но живым.
Тишина казалась неестественной. В день похорон все магазины и лавки Куинстауна закрылись. По улицам не бегали дети, соседки не останавливались поболтать или посплетничать. В тишине слышались глухой звук колоколов стоявшей на холме церкви Святого Колмака и горькие слова заупокойной молитвы.
Феликс знал: если он проживет еще сто лет, то все равно не забудет этих скорбных звуков и негромкого, но отчетливого барабанного боя. Он следил за бликами солнца на меди инструментов и вспоминал, как то же самое солнце золотило медные лопасти винтов на корме «Лузитании», поднявшейся вверх перед тем, как корабль окончательно ушел на дно.
«Я жив», – снова подумал он. Но вместо облегчения и благодарности почувствовал лишь вину и отчаяние.
Опустив голову, он ковылял за священниками, скорбящими, мертвыми по благоговейно затихшим улицам. Дорога до кладбища заняла у Феликса больше часа и отняла у него все силы. К тому времени, когда Гринфилд увидел три братские могилы под высокими вязами, вокруг которых стояли мальчики-хористы с курильницами, ему пришлось тяжело опереться на Мэг.
6 
