Последние отзывы

  30  

«Потому что я могу».

Ева отогнала этот образ и поднялась на ноги. Боль может быть сексуальной, может быть частью обольще­ния. Но здесь не было ничего романтического. Хотя он по-прежнему использовал лепестки роз, свечи, вино и музыку.

Почему эта сцена казалась злой пародией на роман­тику, а не искренней попыткой создать соответствую­щее настроение? Было выпито слишком много вина, часть которого пролилась на стол и ковер. Огарки свеч стояли в засохших лужах воска. Рукав нового платья был порван.

За всем этим скрывалось насилие, отсутствовавшее в первом случае. Может быть, он потерял власть над со­бой? И счел убийство более привлекательным, чем секс?

Вернулась Пибоди.

– Видеокамера была только одна. У входной двери. Я взяла дискету с записью прошедшего вечера и ночи. Ни в коридоре, ни в лифтах камер нет.

– Ладно. Давай поговорим с соседкой.

Извещать ближайших родственников – дело тяже­лое. Привыкнуть к этому невозможно. Ева и Пибоди стояли на крыльце маленького двухэтажного дома. По обе стороны двери находились ящики с веселой крас­ной и белой геранью, окно прикрывали белые занавес­ки с оборками. Вокруг было спокойно, как в церкви. Аккуратные узкие улочки, цветы и лиственные деревья.

Ева никогда не понимала, как можно жить в приго­роде, где содержатся в образцовом порядке палисадни­ки, обнесенные никому не нужными заборами. И не понимала, почему многие люди мечтают о домике в предместье, как о земле обетованной. По ее мнению, с таким же успехом можно было мечтать о собственной могиле.

Она нажала на кнопку и услышала, что в доме раз­дался протяжный звонок. Когда дверь откроется и она скажет то, что положено говорить в таких случаях, этот дом больше никогда не будет прежним.

Им открыла симпатичная светловолосая женщина. Женщина с фотографии на тумбочке. Наверняка мать. Ева тут же заметила фамильное сходство.

– Миссис Лутц?

– Да. – Женщина инстинктивно улыбнулась, но в ее глазах читалось недоумение. – Чем могу служить?

– Я лейтенант Даллас. – Ева предъявила свой значок. – Из нью-йоркской городской полиции. Это моя помощница, сержант Пибоди. Можно войти?

– А в чем дело? – Женщина подняла руку и при­гладила волосы. В ее голосе впервые прозвучала тре­вога.

– Речь идет о вашей дочери, миссис Лутц. О Грейс. Можно войти?

– Грейси? Только не говорите мне, что она попала в беду. – Улыбка женщины стала шире, но тут же увя­ла. – Грейси не может попасть в беду.

Яркие цветы, стоящие по обе стороны двери как ча­совые, казалось, это подтверждали.

– Миссис Лутц, мне очень жаль, но я обязана сооб­щить, что ваша дочь мертва. Глаза матери остались равнодушными.

– Нет. – В ее голосе послышалась досада. – Ко­нечно, нет. Зачем вы говорите такие ужасные вещи? Уходите. Уходите отсюда немедленно!

Ева придержала дверь, которая едва не захлопнулась у нее перед носом.

– Миссис Лутц, ее убили вчера вечером. Я рассле­дую это дело и глубоко скорблю о вашей потере. Вы должны впустить нас.

– Мою Грейс? Мою девочку?!

Ева молча обняла несчастную женщину за талию и провела в дом. Открыла дверь в гостиную, где стоял пухлый диван и два приземистых кресла, она посадила хозяйку на диван и опустилась рядом.

– Миссис Лутц, кому мы должны позвонить? Ва­шему мужу?

– Джорджу… Джордж в школе. Он преподает в стар­ших классах. Грейс… – Она слепо огляделась по сторо­нам, как будто ждала, что дочь вот-вот войдет в ком­нату.

– Пибоди, позвони.

– Вы ошиблись, правда? – Ледяные пальцы миссис Лутц сжали запястье Евы. – Это ошибка. Вы ошиблись. Грейс работает в городе, в Публичной библиотеке на Пятой авеню. Сейчас я позвоню ей, и все выяснится.

– Миссис Лутц, никакой ошибки нет.

– Но это должно быть ошибкой! Мы с Джорджем были в воскресенье в городе и обедали с ней. Она была жива и здорова. – Шок начал проходить, и по щекам женщины потекли слезы. – Она была жива и здорова!

– Я знаю. Мне очень жаль.

– Что случилось с моей бедной девочкой? Это был несчастный случай?

– Нет, не несчастный случай. Грейс убили.

– Это невозможно. – Голова женщины закачалась из стороны в сторону, как будто ее дергали за невиди­мые ниточки. – Просто невозможно.

Ева не мешала ей плакать. Она знала, что говорить с человеком можно только после того, как пройдет пер­вый приступ горя.

– Он едет, – пробормотала Пибоди.

– Хорошо. Принеси ей воды.

  30