1

Как и вся страна, в течение десяти лет, предшествовавших Гражданской войне, Нью-Йорк жил в возбуждении от надвигающегося конфликта. Участились столкновения, как в виде дебатов, так и физические, между аболиционистами и сторонниками рабства, а преподобный Генри Уорд Бичер со своей кафедры в церкви Плимут в Бруклине подливал масла в огонь громогласной критикой южан – владельцев человеческой плоти и душ. Многие из выдающихся священников последовали примеру Бичера и добавили свои голоса к растущему потоку протеста, а другие утверждали, что самым страшным источником бед является новомодный театр, и обрушились на знаменитую танцовщицу Сонтаг, которая поставила весь город на уши своими короткими юбками и разнузданными плясками. Говорят, она была первой женщиной в Америке, которая, по крайней мере публично, задирала ногу выше головы. Восторженные толпы переполняли театр, в котором она появлялась, и следовали за ней по улицам, а молодые люди с горячей кровью пили за ее здоровье и пели серенады под окнами ее дома.

Те же охотники за удовольствиями, которые не были очарованы прелестями Сонтаг, скапливались большими толпами в Нибло-Гарден, где Аделина Патти, которой еще не исполнилось даже 13 лет, изумляла критиков красотой своего голоса, или в Национальном театре, где в начале 1850-х была поставлена новая замечательная пьеса под названием «Хижина дяди Тома», побив все рекорды посещаемости в последующие 200 вечеров. Но мало кто оценил тогда старшего Соутерна, который забрался на скрипящие подмостки музея Барнума и изо всех сил боролся за развитие искусства, которое позже принесло ему славу «лорда Дандрири» и одного из лучших американских актеров. Скромное появление доктора Джеймса Литлфильда в начале 1854 года тоже прошло без участия духовых оркестров и танцев на улицах, хотя он поднял на большую высоту качество обслуживания в парикмахерской в доме 413 на Бродвее и породил профессию, клиенты которой сегодня исчисляются миллионами. Он был первым мастером по педикюру в Нью-Йорке.

Именно в это время или, может быть, чуть раньше политические деятели «Таммани-Холл» начали систематически приворовывать из городской казны. Члены муниципального совета 1850 года были настолько жадными, что их называли «сорок воров», таким образом запачкав грязью политики благородное имя самой первой из знаменитых банд Пяти Точек. Совет 1856 года был, по описаниям, таким же, и гангстеры, очевидно устыдившись того, как низко пало их имя, распустили свою банду и завербовались в ряды «мертвых кроликов».

Расследования, проведенные реформаторами в начале 1850-х, показали, что коррумпированы были все департаменты городского правительства. Должностные лица, которые по идее были бедными людьми, трудящимися на благо общественности за скудное жалованье, внезапно уходили в отставку с большим состоянием в виде недвижимости, оформленной на их жен, и с полными карманами золота, полученного от продажи лицензий, дотаций, привилегий и арендных договоров, сборов с центров преступности и публичных домов, а также благоразумных вознаграждений за полученные контракты. В своей «Истории «Таммани-Холл», написанной по официальным документам муниципалитета и результатам различных расследований, Густав Маерс приводит такие лишь некоторые примеры взяточничества, как 368 подношений за год суперинтенденту полиции Джорджу Мацеллу и его партнеру, капитану Норрису, и получение дани с более чем сотни человек, бывших регулярными клиентами заведения на Гринвич-стрит, которым руководила мадам Ресталл, также известная под именем мадам Киллер, большая мастерица по абортам, покончившая жизнь самоубийством в ванной, когда Энтони Комсток произвел облаву в ее заведении. Дом мадам Ресталл и ее занятия стали настолько известными, что в последние годы жизни всякий раз, когда она отваживалась на поездку в экипаже, уличные мальчишки преследовали ее с криками: «Эй! Твой дом построен на детских черепах!»

Право назначения полицейских находилось в руках членов муниципалитета и их помощников с 1844 года, когда была создана муниципальная полиция, до 1853 года, когда с целью обуздания разрастающейся коррупции в Нью-Йорке было сформировано Бюро комиссаров полиции, состоящее из мэра, секретаря и городского судьи. Но ситуация не менялась, система подкупа просто переходила от одной группы политических деятелей к другой. Было общепринято, что патрульный платил по 40 долларов капитану, в чей участок он желал бы быть зачисленным, и в два или в три раза больше тому чиновнику, который его назначал. Капитаны полиции платили, как минимум, по 200 долларов своим хозяевам из коридоров власти, полицейские всех рангов регулярно использовались как сборщики взяток и как посредники в проведении сомнительных сделок политиков. Все властные структуры были практически деморализованы, и немногие честные чиновники департаментов мало что могли сделать для приведения в исполнение законов и избавления города от наводнивших его преступников, поскольку за арестом известного головореза тут же следовало появление возмущенного политика или чиновника, который требовал и добивался освобождения бандита.

  34