Глава 7

Комната была залита лунным светом. Через открытое окно доносился легкий и сладкий аромат гиацинтов и тихое, успокаивающее журчание ручейка, протекающего через лес. Каждый мускул тела Эй Джи напрягся, когда она вошла в спальню Дэвида.

На стене, как она и предполагала, висела картина — живые, чувственные мазки на белом холсте. Когда она увидела свое неясное отражение не в зеркале, а в высокой стеклянной двери, ее охватила дрожь.

— Я же все это видела во сне, — чуть слышно вымолвила она и отступила назад. Но отступала она в сон или в реальность? Или это каким-то образом было и то и другое одновременно? Испугавшись, она застыла на месте. Неужели у нее нет выбора? Неужели она следует по пути, предначертанному в тот самый момент, когда Дэвид Брейди появился в ее офисе? — Я этого не хочу, — протестуя, прошептала она и повернулась, чтобы вырваться на свободу. Но Дэвид преградил ей путь, прижав ее крепче, именно так, как она и предполагала.

Она подняла на него взгляд, как не раз делала это раньше. Его лицо в тени было таким же неясным, как и ее отражение в стекле. Но глаза, освещенные луной, были ясными, слова четкими и понятными. В них читалось неприкрытое желание.

— Вы не можете больше бегать, Аврора, ни от себя, ни от меня!

В его голосе звучало нетерпение, которое становилось тем острее, чем плотнее его губы прижимались к ее губам. Он хотел, и гораздо отчаяннее, чем мог поверить сам. Его потребность в ней была сильнее, чем он позволял себе признаться. Ее неуверенность, ее колебания пробуждали самые примитивные стороны его натуры. Требовать, брать, обладать! Все мысли в его голове сплелись в один пульсирующий клубок желания. Он испытывал не приятное ожидание, как это бывало с другими женщинами, а ярость, горящую, почти неистовую. Почувствовав первый намек на капитуляцию, он чуть не сошел с ума.

Его губы были так голодны, а руки так сильны! Он настойчиво прижимался к ней всем телом и держал ее так, словно она принадлежала ему. Дэвид был почти готов к насилию, но внутренний голос останавливал его. Он всегда знал, что выбор в конечном счете за женщиной. Она может дать или отказать. Как камень, брошенный в чистую воду, ее решение, принятое сейчас, пустит рябь по всей ее жизни. Когда она утихнет и утихнет ли, предсказать невозможно. Эй Джи знала, что давать всегда рискованно. А риску обычно сопутствует некое возбуждение, некий страх. С каждой секундой удовольствие становилось все более дерзким и зрелым, пока она со стоном не поднесла руки к его лицу и не сдалась.

Это всего лишь страсть, уговаривала себя Эй Джи, чувствуя, как напряглось и заныло ее тело. Потребность, созревающая в ней, не имела ничего общего с ее мечтами, надеждами и желаниями. Она не могла сопротивляться своей страсти и не могла отказать его страсти. На сегодняшний вечер, только на сегодняшний вечер, она позволила себе быть ведомой этой страстью!

Он мгновенно понял, что она принадлежит ему. Ее тело не ослабло, а напряглось. Капитуляция, которой он ожидал, стала голодом, таким же настойчивым, как и у него. У них не будет медленного обольщения, мягкого убеждения. Желание, как лезвие бритвы, сулило не только удовольствие, но и боль. Оба это понимали, признавали и принимали. Вместе они упали на постель и позволили огню разгореться.

Его халат обвивался вокруг нее. Нетерпеливо выругавшись, Дэвид стянул его с ее плеч, обнажив соблазнительные изгибы. Его теплые губы беспорядочно блуждали по ее лицу и гладили ей горло, оставляя ее неудовлетворенной. Он потерся щекой о ее щеку, она застонала от удовольствия. Он стремился мучить, он стремился господствовать, но она охотно встречала каждое его движение. Она чувствовала теплый след его языка и ежилась в предвкушении. Она принялась рывками расстегивать пуговицы его рубашки, пока ее терпение не иссякло и она просто сорвала с него рубашку.

  43