– Может, именно поэтому я тебе верю. – Ева нетвердо поднялась на ноги. – Мне нужно время, Виктор, и тебе тоже. Давай закончим фильм, потом посмотрим, что будем чувствовать.
– А если мы будем чувствовать то же самое?
– Тогда… посмотрим, что судьба припасла для нас.
– Когда съемки закончились, мы чувствовали то же самое. – Ева все еще держала в руке бокал с водой, не замечаемые ею слезы катились по щекам. – И судьба уготовила нам длинный и тернистый путь.
– Вы изменили бы что-нибудь? – тихо спросила Джулия.
– Кое-что. Но в целом это не имело бы значения. Виктор по-прежнему был бы моим единственным мужчиной. – Ева рассмеялась, смахнула пальчиком слезу. – Единственным мужчиной, который заставил бы меня плакать.
– Любовь стоит этого?
– Любовь стоит всего. О, я становлюсь сентиментальной. Как бы я хотела выпить, но я уже пила шампанское, а камера замечает каждый чертов глоток. – Ева снова села на диван, откинулась на подушки, закрыла глаза и так долго молчала, что Джулия засомневалась, не заснула ли она. – Вы создали здесь счастливый дом, Джулия.
– Это ваш дом.
– Ммм. Мои стены. Но это вы сунули цветы в лейку, сбросили на ходу туфли, зажгли свечи на камине, поставили на стол у окна фотографию улыбающегося мальчика. – Ева лениво открыла глаза. – Думаю, только умная женщина может создать счастливый дом.
– Не счастливая женщина?
– Но вы не счастливая женщина. О, не спорю, довольная. Удовлетворенная работой, реализовавшаяся в материнстве. Но счастливая? Не совсем.
Джулия выключила диктофон, интуитивно почувствовав, что дальнейший разговор ей не захочется слушать снова.
– Почему вы не считаете меня счастливой?
– Потому что ваша рана не совсем затянулась. Рана, нанесенная мужчиной, с которым вы зачали Брэндона.
– Мы уже обсуждали отца Брэндона. Надеюсь, мне не придется сожалеть об этом, – резко произнесла Джулия.
– Я обсуждаю не отца Брэндона, а вас. Вас использовали и отбросили в очень юном возрасте. И это заставило вас направить свои таланты в другую область.
– Возможно, вам трудно понять, но не все женщины измеряют свои успехи количеством мужчин в их жизни. Ева лишь чуть-чуть выгнула брови.
– Ну, похоже, я проткнула защитный кокон. Вы совершенно правы. Женщины, измеряющие свои успехи подобным образом, так же глупы, как и отказывающиеся признать, что некий мужчина мог бы украсить их жизнь.
Джулия чуть склонила голову, сложила на коленях руки.
– Вы не думаете, что мои отношения с Полом вас не касаются?
– Нет, черт побери. Кому интересны только собственные дела? И вы лучше всех других должны понимать это.
Джулия рассмеялась. Трудно сердиться на такую добродушную честность.
– Я – не знаменитость, так что, к счастью, мои секреты остаются моими секретами. Почему вы так старательно пытаетесь столкнуть меня с Полом?
– Потому что, когда я вижу вас вместе, мне это кажется очень правильным. И поскольку я знаю его гораздо лучше, чем вас, я могу оценить его реакцию. Вы завораживаете его.
– Значит, его легко заворожить.
– Совсем наоборот. Насколько я знаю – и я говорю это со всей подобающей скромностью, – до вас я была единственной женщиной, способной на это.
– Ничего себе скромность! – Джулия закинула ноги на стол и лениво почесала ступню. – В вашем теле нет ни одной скромной косточки.
– Один – ноль в вашу пользу.
Джулия вдруг почувствовала, что умрет без шоколадного печенья. Она сбегала на кухню и принесла полную тарелку. Обе женщины настороженно уставились на темно-коричневые квадратики, затем жадно набросились на них.
– Знаете, – сказала Джулия с полным ртом, – на днях он сказал, что я напоминаю ему вас.
– Неужели? – Ева облизала испачканные шоколадом пальцы, обдумывая услышанное. Интересно, это воображение писателя или интуиция? Заметив озадаченный взгляд Джулии, она покачала головой. – Господи, пора выметаться отсюда, а то я не влезу завтра в костюм. Однако позвольте заронить в вашу головку одну мысль. Вы спросили, хотела бы я изменить что-нибудь в моих отношениях с Виктором. В общем, ответ прост. – Ева наклонилась к Джулии. – Я бы не стала ждать конца съемок. Не стала бы терять ни одного дня, ни одного часа, ни одной минуты. К черту осторожность, Джулия. Живите, наслаждайтесь. Или к концу жизни больше всего будете сожалеть о потерянном времени.
Лайл Джонсон валялся на незастланной постели с бутылкой пива и телевизионным пультом, автоматически переключая каналы. Паршивый вечер. Ни одной интересной передачи. Он лежал в одних нежно-голубых сетчатых плавках, но не потому, что изнывал от жары. Просто таким образом, отправляясь к холодильнику мимо зеркала за очередной бутылкой, он мог наслаждаться видом своего тела. А он чертовски гордился своим телом и особенно – своим пенисом.