– Я угодила в кювет вчера ночью, – сказала я, скорчив гримасу. – Занесло на льду.
Я не стала говорить ему о той подозрительной машине. Об этом я могу сказать только Кэлу. Чтобы там ни было, мне не хотелось втягивать Робби в это дело.
– Вот это да! Ты пострадала?
– Нет. Но мне придется менять фару. И было очень больно.
Когда я отъехала подальше от дома, Робби развернул карту на приборной доске машины. Погода разгуливалась, и я надеялась, что день будет солнечным. Все еще было холодно, но снег и лед медленно таяли, на улице было мокро, а сточные канавы заполнились водой.
– Ищи город, который называется Мешома-Фолз. Это к северу, на реке Гудзон, – сказала я ему, сворачивая на дорогу, ведущую к автомагистрали. – Около двух или двух с половиной часов езды отсюда.
– О'кей, – сказал он, проводя пальцем по карте. – Я нашел его. – Поезжай по дороге номер девять до Хукбридж-Фолз.
После короткой остановки на заправке и покупки еды мы снова отправились в путь. Как часто мы с Бри часто отправлялись в такие поездки, чтобы побродить по красивым местам или побывать у художников, которые жили небольшими колониями. Мы так вольно и безмятежно чувствовали себя там. Я старалась отогнать от себя эти воспоминания – теперь они вызывали только боль.
– Хочешь чипсов? – спросил Робби, и я запустила руку в пакет.
– Ты еще не поговорил с Бри? – спросила я, не в силах перестать думать о ней. – О своих чувствах?
Он покачал головой:
– Я пытался как-то, но ничего не вышло. Похоже, я трус.
– Да нет, ты не трус. Просто до Бри не так-то легко добраться.
Он пожал плечами:
– А знаешь, Бри спрашивала про тебя.
– Что ты имеешь в виду?
– А то, что ты спрашиваешь о ней, а она – о тебе. Я хочу сказать, что она говорит о тебе гадости, обе вы городите всякую чепуху, однако даже полный идиот и тот понимает, что вам не хватает друг друга. – Мое лицо словно окаменели, и я, не отрываясь, смотрела вперед, на дорогу. – И тебе надо знать об этом, – добавил он.
Мы не сказали ни слова на протяжении шестидесяти километров, пока не увидели дорожный знак, указывавший на выезд из Хукбридж-Фолза. И впервые за несколько недель мы увидели чистое голубое небо. Я ощутила солнечное тепло на лице и воспряла духом.
Робби сверился с картой:
– Выезжаем отсюда и сворачиваем к востоку на Педерсен, а оттуда прямо на Мешома-Фолз.
– О'кей.
Через несколько минут мы свернули с автострады, и я увидела указатель на Мешома-Фолз, штат Нью-Йорк.
У меня по спине пробежал холодок. Здесь я родилась.
Я медленно ехала по Мэйн-стрит, разглядывая дома. Мешома-Фолз оказался очень похожим на наш Видоуз-Вэйл, только был не таким старым и совсем невикторианским. Очень миленький городок, и я поняла, почему Мейв и Ангус решили поселиться здесь. Я выбрала наугад боковую улицу и свернула на нее, еще больше снизив скорость, чтобы можно было внимательно рассмотреть каждый дом. Робби, сидя рядом со мной, жевал чипсы и постукивал пальцами по панели радио.
– Ну и когда же ты собираешься рассказать мне, зачем мы здесь? – пошутил он.
– М-м-м… – Я не знала, что ответить.
Мне хотелось представить все это просто как поездку ради забавы, просто как возможность куда-то съездить и что-нибудь увидеть. Но Робби слишком хорошо меня знал.
– Я расскажу тебе позже, – прошептала я, чувствуя себя как-то неуверенно и уязвимо.
Поведать ему только часть этой истории означало рассказать все, а мне самой надо было во всем разобраться.
– Ты когда-нибудь бывала здесь раньше? – спросил Робби.
Я отрицательно покачала головой. Все дома здесь выглядели скромно, но ни один из них не был похож на тот, что привиделся мне в моем гадании. Потом дома стали попадаться реже, они находились на большом расстоянии один от другого, и мы снова выехали за город. Я начала сомневаться, зачем я все это затеяла. С чего я вдруг решила, что смогу узнать дом Мейв? И если я каким-то чудом все же отыщу его, то что стану делать? Вся затея была глупостью…
Вот он!
Я нажала на тормоза – машина резко остановилась. Робби сердито покосился на меня, но я этого почти не заметила. Дом из моего видения, дом моей матери, в котором я родилась, стоял прямо передо мной.
16. Тайник
12 января, 1999 год
Я болен, это несомненно.
Тетя Шелах сказала, что я был без сознания целых шесть дней, что я бредил и у меня была высокая температура. Для меня все это было как сама смерть. Я не помню, что случилось со мной. И никто не скажет ни единого слова.