35 
Гвидо, который, как оказалось, пробудился еще раньше нее – а по виду его можно было подумать, что и не спал вовсе, – повторно перегородил ей дорогу.
– Чего ты хочешь? – тоном санитара смирительного учреждения спросила его Сара.
– Ты же говорила, что тебе нездоровится по утрам, – подозрительно проговорил Гвидо.
– Прости, что разочаровываю, но передвигаться я все же в состоянии. А что тебе до моих хворей? – надменно спросила она его.
– Я вылетаю в Италию через пару часов. Надеюсь, перелет ты осилишь, – процедил он.
– Однако же ты наглец, Гвидо Барбери. Никогда я не сяду в самолет, отправляющийся в Италию, тем более с тобой. А выйду сейчас из этой квартиры с тем, чтобы никогда больше сюда не вернуться и не видеть твоего презрительного снисхождения! – с горячностью заявила Сара.
– Если завтракать ты не собираешься, то выпей, по крайней мере, успокоительный чай, – мирно предложил ей Гвидо.
– Ты слышал, что я тебе только что сказала?! – возмутилась она.
– Слышал, не глухой. Очень хорошо, что ты уже собралась. Нужно еще доехать до аэропорта. В это время на улицах заторы…
– Я разговариваю со стеной, – констатировала женщина. – Ты хотя бы понял, что я не намерена лететь с тобой в Италию? Не расположена я, знаешь ли, к дальним прогулкам.
– Ты тянешь время, Сара. Предоставь решать мне, – спокойно проговорил Гвидо.
– Решать что, позволь осведомиться?
– Позволяю… С этой минуты я буду решать судьбу своей семьи, состоящей из меня, тебя и нашего ребенка. Кстати, твой чай… Пока ты сотрясаешь воздух, он, должно быть, уже остыл.
– Благодарю за любезность, но обойдусь уж, – гневно пробормотала Сара и вновь двинулась к выходу со всеми своими вещами. – Пусти! – истерически возвысила она голос, когда Гвидо перекрыл ей путь к свободе.
– Ты слаба, Сара, поешь все же хоть что-нибудь, чтобы перелет не показался тебе мучительным. Помоги мне определиться, какой завтрак не вызовет у тебя отвращения.
– Я сама определюсь с этим, когда окажусь дома, – заверила его Сара. – И вот еще что, Гвидо. Я кладу ключи на этот столик. Мне они больше не понадобятся. Передай их с моими наилучшими пожеланиями своей очередной обожательнице. Чао!
Сара отодвинула плечом опешившего от ее решительности бывшего мужа и успешно прорвалась в двери. Та поддалась, и Сара была уже за порогом, когда услышала жалобное и протяжное:
– Постой.
Такая интонация не могла не задеть самых чувствительных струн ее истинно женской натуры. Но она все же, скрепя сердце, продолжила свое неколебимое движение в сторону спасительного лифта.
– Прошу тебя, Сара, не уходи! – взмолился застывший в отчаянии на пороге своего фешенебельного пентхауса миллионер и ловелас.
– Что еще? – брезгливо произнесла снисходительная Сара Бичем, не поворачивая головы, не удостаивая его своим взглядом. – Чего мне еще от тебя ждать? Ты все исчерпывающе растолковал мне прошлым вечером. Твои навязчивые предложения чая кажутся в связи с этим чистым издевательством. Я говорю тебе «прощай», что значит «не желаю тебя больше видеть». И ты осмеливаешься меня задерживать? – с расстановкой произнесла она и продолжила движение по длинному коридору.
– Все верно, Сара… кроме одного. Ты так и не поняла моих мотивов. Я могу объяснить все, что тебя так обидело вчера вечером!
– Уверена, что без твоих объяснений все прекрасно поняла, – заверила его Сара, нажимая кнопку лифта.
– Если бы ты меня поняла, то не уходила бы теперь с такими мыслями.
– Гвидо, твоя незрелость говорит красноречивее всех твоих объяснений. То, что ты достиг таких высот в бизнесе, свидетельствует лишь о том, что ты виртуозно овладел правилами сложной игры на деньги. Но для того, чтобы быть хорошим отцом и мужем, требуются сердце и мудрость. Ты же в любых обстоятельствах привык рассчитывать на обожание и безусловное подчинение. Заведи собаку, Гвидо, и будь с ней счастлив. Вот тебе мой бесплатный совет.
Гвидо Барбери попрал-таки свою гордость и догнал Сару, когда ее нога переступала расселину ярко освещенного лифта.
– Быть может, я груб и эгоистичен, – неуверенно признал он, выхватывая ее из сияющей латунью кабины. – Но для меня твое известие было сродни грому среди ясного неба. Отсюда моя нездоровая реакция на твои слова. Я думал всю ночь в ожидании этого утра, чтобы объясниться. Но ты записала меня в подлецы. А с этим я никогда не соглашусь.
35 
