297 
— Он опять не будет драться! — крикнул Цезарь в сердцах, входя в палатку своего заместителя. — После ливня река разлилась, земля раскисла, люди промокли, и так далее, и тому подобное. Тот же старый Помпей, те же старые отговорки. Мы дойдем до Скотуссы, прежде чем он что-либо предпримет. О боги, ну и слизняк!
По этой тираде сонный Антоний понял, что старик опять раздражен.
Туман не давал возможности видеть, что творится вверху, а сверху не видели, что делается в низине. Лагерь Цезаря продолжал сворачиваться, пока не прискакали эдуи-разведчики.
— Генерал, генерал! — задыхаясь, крикнул их офицер. — Гней Помпей вышел из лагеря и строится для боя! Очень похоже, что это всерьез!
— Дерьмо!
Это восклицание было единственной эмоциональной реакцией на сообщение. Далее команды полились непрерывным потоком.
— Кален, пусть нестроевые солдаты отведут всех животных за лагерь! Сабин, вели людям разобрать вал и засыпать траншею. Я хочу, чтобы все это исчезло быстрее, чем заполняются места в цирке! Антоний, готовь кавалерию. К бою, а не к прогулке. Ты, ты, ты и ты — развертывайте легионы. Драться будем, как решено!
Когда туман немного рассеялся, армия Цезаря ждала на равнине, словно в то утро никто и не думал никуда уходить.
Помпей построился фронтально к востоку. Восходящее солнце било его людям в глаза. Линии вытянулись на полторы мили между линией холмов и рекой. Огромное скопление кавалерии на левом фланге и намного меньше на правом.
Цезарь, хотя и с меньшими силами, растянул фронт своей пехоты пошире, так что его пятый правофланговый стоял лицом к вражеским лучникам-пращникам. Левее от него в строгом порядке расположились десятый, седьмой, тринадцатый, одиннадцатый, двенадцатый, шестой, восьмой и девятый легионы. Четырнадцатый легион, в котором было не десять, а восемь когорт, Цезарь спрятал позади тысячи германских всадников, вооружив его не обычными метательными, а зазубренными осадными копьями. Его левый фланг не имел кавалерии, зато имел в командирах Марка Антония. Центром командовал Кальвин, правым флангом — Публий Сулла. Резерва Цезарь не оставил.
Расположив свой наблюдательный пункт на высотке позади восьми когорт четырнадцатого легиона, Цезарь сидел на своем Двупалом, по обыкновению, боком — обе ноги свешиваются с седла. Рискованно для любого наездника, но не для него, обладающего умением единым махом перенести через луку нужную ногу и послать Двупалого в галоп. Так он лучше видел свои войска, а войска знали: раз генерал сидит боком, значит, он спокоен и уверен в себе.
«О, Помпей, какой же ты олух! Зачем ты поручил Лабиену вести этот бой? Ты все поставил на три хрупких фактора: что твоя кавалерия сможет смять мой правый фланг и ударить мне в тыл, что мои парни на подъеме устанут и что твоя пехота сможет их опрокинуть. — Цезарь поискал взглядом Помпея. Тот красовался как раз напротив на огромном белом коне. — Жаль тебя, дурачок. Этот бой не твой, и он будет жарким».
Каждая деталь отрабатывалась три дня подряд. Когда ударила кавалерия Лабиена, пехота Помпея осталась на месте, а пехотинцы Цезаря побежали наверх. Но, не добежав до противника, они остановились, перевели дыхание, а затем огромным единым молотом ахнули по врагу. Тысяча германских конников на правом фланге рассыпались перед несущейся к ним лавиной. Лабиен не стал их преследовать и пошел по дуге, чтобы ударить десятому в тыл. Но напоролся на осадные копья восьми когорт четырнадцатого легиона, неустанно практиковавшегося в обращении с ними. Тяжелые острые наконечники методично вонзались в лица галатийцев и каппадокийцев. «Это же сущая греческая фаланга!» — подумал в смятении Лабиен. Его кавалерия запаниковала, и германские всадники с жуткими воплями накинулись на нее. Десятый посторонился, потом сделал бросок и изрубил в куски вражеских лучников и пращников, после чего развернулся и взялся за кавалерию Лабиена. Лошади ржут, бьются в агонии, всадники кричат, падают, всюду кровавая неразбериха.
В других местах картина была такой же. Фарсал походил больше на бойню, чем на сражение цивилизованных войск. Непосредственно бой длился едва ли час. Резервные вспомогательные войска Помпея разбежались, но большая часть регулярных его легионов дралась, включая сирийские, первый и третий. Однако восемнадцать правофланговых когорт сочли за лучшее взять ноги в руки, оставив Марка Антония полным хозяином территории, прилегающей к реке Энипей.
297 
