209 
В конце ноября новый губернатор Киликии Публий Сестий отбыл из Рима. С ним уехал и Брут. В жизни его двоюродной сестры Порции образовалась пустота, в отличие от жены Брута Клавдии, с которой он практически не виделся. И Сервилия не ощутила потери, поскольку ее зять Гай Кассий стал ей гораздо ближе, чем сын. Кассий подавал большие надежды как воин и политический деятель. К тому же при ней еще оставался и Луций Понтий Аквила.
— Я уверен, что по дороге увижусь с Бибулом, — сказал Брут Порции, когда зашел попрощаться. — Он в Эфесе и, наверное, там и останется, пока тут все не утрясется.
Порция знала, что плакать дурно, но слезы сами собой полились из больших серых глаз.
— О, Брут, как я буду жить без тебя, без наших бесед, без твоей постоянной поддержки? Ведь только ты один добр ко мне! Каждый раз, когда я вижу тетю Сервилию, она ворчит, что я не умею одеваться, не слежу за собой, а когда я вижусь с папой, присутствует только его тело, а в уме у него вечно Цезарь, Цезарь, Цезарь. У тети Порции никогда нет времени, она слишком занята детьми и Луцием Домицием. А ты всегда был такой милый, такой заботливый. Я буду скучать по тебе!
— Но ведь Марция вернулась к твоему отцу, Порция. Теперь все должно пойти по-другому. Она не злой человек.
— Я знаю, знаю! — ответила Порция, плача и громко шмыгая носом, несмотря на поданный ей платок. — Но она полностью растворилась в отце. Я для нее не существую. Никто не существует для Марции, кроме Катона! Брут, я хочу значить что-нибудь для кого-то! — рыдала она. — А я не значу! Не значу!
— У тебя есть Луций, — сказал он, сглатывая подступивший к горлу комок.
Он, который тоже ни для кого ничего не значил, хорошо знал, что она чувствует. Чудаков и уродов чураются все. Даже те, кто обязан любить их по долгу.
— Луций растет, он отдаляется от меня, — возразила Порция, возя платком Брута по своим мокрым щекам. — Я это понимаю и не осуждаю. Его взгляды меняются. Так и положено. Уже полгода ему интересней с моим отцом, чем со мной. Политика важнее детских игр.
— Скоро вернется Бибул.
— Да? Ты уверен, что он вернется? А мне кажется, что я больше никогда не увижу его. У меня такое чувство!
То же самое чувствовал и Брут, только не знал почему. Кроме того, Рим для него вдруг стал невыносимым местом. Что-то опасно нависало над ним. А народу на это было, похоже, плевать. Точно так же, как и Катону. Свалить Цезаря — вот все, что его занимало.
Он взял ее руку, поцеловал и — уехал.
В декабрьские календы Гай Скрибоний Курион собрал Сенат. Фасциями в тот месяц владел Гай Марцелл-старший. Курион понимал, что это ему не на руку, как и то, что Помпей теперь пребывал на Марсовом поле и, разумеется, заседание проводилось в его курии. «Надеюсь, Цезарь выиграет свое сражение, — думал Курион, пока сенаторы усаживались и успокаивались. — По крайней мере, Цезарь хочет восстановить нашу собственную курию Гостилия».
— Я буду краток, — сказал он собравшимся. — Ибо я тоже устал от бесплодного, идиотского положение, в какое мы попали. Вы будете пытаться лишить Цезаря полномочий, не трогая при том Помпея, я буду продолжать накладывать на это вето. И так — до бесконечности. Поэтому я намерен сейчас поставить на голосование одно свое предложение, а вы уж решайте, принять его или нет. Я настаиваю на голосовании. И если Гай Марцелл попытается помешать мне, я воспользуюсь своими правами и добьюсь, чтобы его скинули с Тарпейской скалы. Я не шучу! Я отвечаю за каждое свое слово! Если понадобится, призову себе на помощь уже собравшийся возле курии плебс. Будьте уверены, почтенные отцы, я сделаю это. Младший консул, ты меня слышишь? Даже не думай мне возражать.
Сжав зубы, Марцелл-старший молчал. Курион знает законы. Он может требовать голосования, и оно будет проведено.
— Мое предложение таково, — продолжал Курион. — Гай Юлий Цезарь и Гней Помпей Магн одновременно должны утратить свои полномочия, лишившись провинций и армий. Кто за — встаньте справа. Кто против — слева.
Результат был ошеломляющий. Триста семьдесят сенаторов встали справа. Двадцать два — слева, и среди них сам Помпей, Метелл Сципион, трое Марцеллов, выбранный на будущий год консул Лентул Крус (сюрприз!), Агенобарб, Катон, Марк Фавоний, Варрон, Понтий Аквила (еще сюрприз: никто не знал, что он любовник Сервилии) и Гай Кассий.
— Декрет одобрен, — с довольным видом сказал Курион. — Теперь надо принять его к исполнению.
209 
