очень нудно 
11 
К примеру, сенсацией 1926 года стал майский номер «Нового мира», где популярнейший Б.А. Пильняк опубликовал «Повесть непогашенной луны»: автор, как известно, намекал, что в 1925 году внезапная смерть народного комиссара по военным и морским делам М.В. Фрунзе была обусловлена не случайным стечением обстоятельств, а сталинским приказом. О происхождении пильняковской версии, о разразившемся скандале, повсеместном изъятии крамольного номера, обвинениях в клевете, обрушившихся на Пильняка, о том, как и сколько раз ему пришлось тогда каяться, о том, был ли скандал причиной ареста Пильняка в 1937 году и его расстрела, о запрете на упоминание повести в советской печати, отмененном почти шестьдесят лет спустя, сказано немало. Гораздо меньше исследователей и мемуаристов интересовало, почему явно антисталинская повесть вообще была написана и опубликована.
Кающийся Пильняк утверждал, будто по наивности не ведал, что творил. А сотрудники журнала? В.П. Полонский, известный критик, главный редактор «Нового мира», согласовывавший публикацию с цензурой, не мог же не заметить замеченное всеми критиками-современниками. И не в том здесь дело, что ненависть к Сталину оказалась сильнее инстинкта самосохранения. Нет, к весне 1926 года у Троцкого еще была достаточно сильная позиция, чаши весов колебались, общественный резонанс, вызванный повестью, имел бы – в положении неустойчивого равновесия – какое-то значение. Однако в мае-июне Сталин опять победил, в октябре Троцкого вывели из состава Политбюро ЦК ВКП(б), окончательно лишив реальной власти. Полонский, как и Нарбут, запоздал. Ситуация тогда менялась очень быстро. Сходство же интриги Полонского и нарбутовской интриги – очевидно.
В 1938 году, когда Петров задумал написать об Ильфе, нельзя было упоминать не только о Нарбуте, но и об антитроцкистской кампании, способствовавшей появлению романа. Зато созданная Петровым легенда – о катаевском «подарке» и случайной удаче трудолюбивых соавторов – была чрезвычайно удобна. Удобной она осталась и в послесталинские годы: Нарбута уже реабилитировали, но само имя Троцкого по-прежнему было «неупоминаемым». Как и методы борьбы с опальным лидером.
Часть II
Громкое молчание
Отечественные литературоведы и мемуаристы мифологизировали не только историю создания и публикации «Двенадцати стульев». История восприятия романа критиками выглядит в их изложении не менее загадочной.
Практически все исследователи творчества Ильфа и Петрова сообщают, что критики-современники о «Двенадцати стульях» писать не желали. Наиболее деликатно высказался уже упомянутый Галанов: «Первый роман Ильфа и Петрова, по свидетельству современников, сразу был замечен читателями. Однако критика долгое время обходила его молчанием». Прервалось оно, по словам Галанова, лишь «через год после выхода романа». Почему критики ранее молчали, почему вдруг перестали – не уточняется. Аналогично и Яновская – в уже цитировавшейся монографии – указывает: «Несмотря на осторожное молчание критики, „Двенадцать стульев“ были тепло и сразу („непосредственно“, по выражению Е. Петрова) приняты читателем». Читатели, значит, были непосредственны, а критики выразили свое осторожное отношение посредством почти годичного молчания. Но почему они решили, что нужно проявить осторожность, почему через год передумали – опять не уточняется.
Спору нет, недалекий и трусоватый критик – явление далеко не редкое. Но когда речь идет о сатирическом романе, вышедшем в 1928 году, рассуждения о пресловутой «осторожности» по меньшей мере не убедительны.
«Легендарные двадцатые» известны как эпоха самых ожесточенных в истории советской литературы критических баталий, где никакие литературные авторитеты не щадились, и уж тем более не было принято осторожничать с сатириками. Хрестоматийные примеры – травля М.А. Булгакова, Е.И. Замятина, Б.А. Пильняка. Создатели же «Двенадцати стульев» и авторитет еще не успели заработать: публикации в периодике, два очень небольших сборника фельетонов и рассказов у Петрова, вот и все. А критики вдруг разом оробели. Допустим, случайно. Однако осмелели они тоже разом. Два совпадения – не случайность. Они могли быть обусловлены только политическими причинами, изучение которых оказалось неуместным и в конце 1950-х годов, и десятилетия спустя.
Обратимся же к политическому контексту.
В конце 1927 года, когда соавторы дописывали последние главы романа, Сталин, одолевший Троцкого, уже не числил Бухарина в союзниках. Готовилась дискредитация очередной группы партийной элиты, хотя Бухарин, возможно, еще и не знал, что именно его объявят лидером новой оппозиции.
11 
