Последние отзывы

  28  

Лишь бы вышел из своего мира в наш.

А если нет - тогда Брахма-Созидатель спешит к упрямцу со всех ног! Сунуть дар, словно мзду воротному стражнику, осчастливить исполнением желаний, набросить плащ неуязвимости, надеть диадему величия… все что угодно! Хочет быть богатым? Пожалуйста! Непобедимым? Нате! Занять место Индры или Ямы? Добро пожаловать! Вернись в наш мир, скинь панцирь Жара, перестань грозить основам, а там мы уж подождем, пока накопленный тапас рассосется и все вернется к прежним устоям!

Иначе птенец подрастет и расколет нашу Вселенную как скорлупу.

Я не рассказывал тебе… Когда-то был мудрец-отшельник, которого нельзя было соблазнить ничем. На предложение любого дара он отвечал одним: "Мне нравится аскеза ради аскезы!" Нас спас хитроумный раджа Матхуры: явившись к упрямцу, он предложил ему царские подарки. "Я не принимаю подарков", - буркнул мудрец. "Зато я принимаю", - нашелся раджа. "Проси! - в запале воскликнул мудрец. - Проси и убирайся!" После чего раджа выпросил половину духовных заслуг аскета, и Вселенная была спасена. Упрямый мудрец бросил покаяние и убрел неведомо куда, а находчивый раджа… сейчас ты знаешь его под именем Прабхасы, советника твоего старшего брата Варуны.

Такие советники всегда в цене. Впрочем, я отвлекся. Мальчик мой, там, во Втором Мире, на Поле Куру предается чудовищной аскезе подвижник по имени Великая Бхарата.

Зародыш нового Мироздания.

И недалек тот час, когда клюв птенца начнет разносить скорлупу. Вдребезги.

- …Перемены, - помолчав, хрипло бросил Брихас, словно выругался. - Польза идет на смену Закону, птенец стучится в наши двери, души мечутся в саркофаге краденого Жара, "Беспутство Народа" уходит голодным, а Черный Баламут смеется над нами! И из его глаз глядит маленький шутник Вишну-Опекун, вознамерившийся взять всех под свою Опеку… Ненавижу!

Я молча отхлебнул сомы.

Остыла. И вкус мерзкий.

Внутри меня бурлило, в отличие от сомы никак не желая остывать, новообретенное знание. Я изрядно поумнел со вчерашнего рассвета, я безнадежно обожрался самыми разнообразными сведениями, и сознание Индры-Громовержца готово было разразиться рвотой. Новое распирало меня, пенясь и пузырясь, как недобродившее сусло, и так же, как суслу, ему не хватало огня и холода, чтобы превратиться наконец в крепкую хмельную суру, жаркой прочищающей волной ударить в голову, даря то понимание, что сродни опьянению…

Умница, Владыка, красиво изложено! - и не забудь: за опьянением неизбежно следует похмелье.

- …конечно, попытка использовать "Нараяну" была безумием, но… Прости, мальчик мой, но я понимаю своего правнука! На его месте я бы, наверное, тоже…

- Правнука?!

Забыв об этикете, я удивленно прервал Наставниа. И Брихас даже не одернул меня - и впрямь треснул фундамент Мироздания, если Словоблуд…

- Какого еще правнука, Брихас?!

- Моего, - раздельно и внятно, как ребенку, объяснил мне Словоблуд. - Жеребец-Ашватхаман, решившийся на "Беспутство Народа", - сын Дроны Брахмана-из-Ларца. (Я согласно кивнул.) А Дрона - плод семени Бхарадваджи-Жаворонка… Помнишь был такой мудрец? (Я снова кивнул, на мгновение задумавшись и пропустив мимо ушей странный акцент на словах "такой мудрец".) Ну а Жаворонок - мой сын. Родной. Кстати, он сейчас здесь, в Обители.

Ну и ну! Нет, я раньше слыхал, что у моего Словоблуда есть младший братец, который скитается по земле в облике буйнопомешанного, приняв имя Самварта, то есть Сам-Себе-Страж, но о сыновьях мне слышать не доводилось.

- Очень интересно! Если он здесь, почему я его до сих пор не видел? И где он пропадал, твой непутевый сынок, что ты не спешил мне рассказывать о его духовных подвигах?

- А я его проклял, - рассеянно сообщил Брихас. - И велел не являться мне на глаза. Никогда.

- Ишь ты! Уж больно ты грозен, Наставник, как я погляжу… А он, ослушник, взял и явился?

- Ты прав, мальчик мой. - Словоблуд был серьезен, как на похоронах (странное сравнение, особенно для меня, но другого на ум не пришло). - Впрочем, мой гнев давно остыл, а Жаворонок может сообщить нам нечто важное.

- Ну хорошо, пусть сообщает. Где он?

- Здесь, Владыка, - чуть насмешливо булькнуло от балюстрады, что опоясывала ближайшую террасу, - Иду, иду… спешу…

Бульканье принадлежало плешивому толстячку, счастливому обладателю тоненьких палочек-конечностей. Этакий паучок-здоровячок, которого судьба лишила части лапок, взамен облачив в пестрый засаленный халат, разошедшийся на объемистом животике. Позади него (человечка, а не халата!) двое моих гандхарвов с видимым усилием волокли здоровенный кожаный тюк. При виде меня гандхарвы, к переноске тяжестей приспособленные плохо, с облегчением свалили тюк в траву рядом с мудрецом, почтительно хлопнули крыльями и резво умчались в горние выси. Отдыхать.

  28