106 
- И правильно делал. Тем более что прокол сути можно представить себе и так.
- Что представить?
- Прокол сути. Когда ты выкрикиваешь боевую мантру, вызывая "Грохочущие стрелы" или превращая обычные колесницы в Ракшас-Виманы, ты вступаешь в соитие с Калой-Временем. Слово сливается с Делом и Духом, проникая в лоно Времени, и поток живительного семени устремляется в бездну. Там, в мириадах реальностей и возможностей, в пучине Атмана-Безликого, твое семя находит единственно необходимую тебе вещь и оплодотворяет ее, получая в качестве зародыша сокровенную суть находки. Ее "вещность". После чего ты выдергиваешь зародыш обратно и вкладываешь во что угодно. Стрекало становится громовой палицей, колесница - повозкой-гигантом в стальной броне, стрелы грохочут, копья пламенеют, а поток стебельков травы-куша косит ряды пехоты и всадников. Ты доволен, враги мертвы, а голубоглазая Кала смеется…
- Вряд ли. Не думаю, что ей смешно. Летающие колесницы из хрусталя и золота, огненные тучи "Южных Агнцев", девятиэтажные храмы, непробиваемые панцири - мантры, мантры… проколы сути. Мы превращаем Время в девку.
- Оставим. Я не расположен спорить с тобой.
- Я и не спорю. Я думаю вслух. Вечер, становится прохладно, а лучший способ согреться - думать вслух.
- Лучший способ согреться - развести костер. Сходи-ка за хворостом…
- И все равно, Учитель: мы дети случая, обстоятельств и чьей-то злой воли.
- Я не стану бить тебя.
- Да. А жаль…
* * *
Щурясь от ласки рассветного солнца, Рама провожал взглядом одинокую фигурку странника.
Нет, уже не странника - ищущего.
Вон он пересекает луг, бредет по склону, опираясь на длинный посох…
- Учись жить заново, - пробормотал старый аскет. - Учись, падай, разбивай лоб! Иначе ничего не получится. Шива, Горец-Столпник, ответь: какому дураку моя жизнь показалась верхом счастья, что он решил ее воспроизвести в этом бедолаге?
- Жаворонку, сыну Брихаса, - прозвучал ответ. - И еще последышу Адити-Безграничности. Опекуну Мира. Зачем спрашиваешь, если знаешь?
Рама обернулся.
За ним никого не было.
- Да, Горец, - кивнул аскет. - Знаю. Тишина обволакивала Махендру пуховым одеялом. Лишь грустно щебетали воробьи-чатаки, способные утолять жажду единственно дождевыми каплями. Чатаки просили ливня.
* * *
ОМ, ТАТ и CAT!
А впрочем… да, это я, Ганеша, ваш любимый Слоноглавец, умник, каких мало!
Я сижу на табурете, вертя в хоботе свежий гиацинт, и с ухмылкой разглядываю нашего буяна, ниспровергателя авторитетов, нашего замечательного Раму-с-Топором.
Таким он мне ужасно нравится: сидя за резным столиком, Рама в третий раз перечитывает написанное мной.
Словно забыв, что сам же и рассказал мне правду о своей встрече с Дроной.
- Я тебе и половины не говорил! - наконец роняет он. - И половины! Откуда ты узнал?
- Бог я или не бог? - Веселье распирает меня, прорываясь наружу весьма неприличным хрюканьем. - Кладезь я мудрости или не кладезь?
- Ты мне голову не морочь, кладезь! Откуда узнал, говорю?!
- От верблюда! Горбатого! Слыхал, на таких купцы поклажу возят? Лучше вспомни, обильный подвигами: для кого я с этими записями стараюсь?
- Для Черного Островитянина! Летописца-Расчленителя!
- А кто близ его ашрама хижину год назад поставил? Как раз после неудачного визита к панчалам? Кто с Островитянином лясы по вечерам точит?
Вот что мне в Рамочке по душе - это его нижняя челюсть.
Моей так в жизни не отвиснуть. Даром что слоновья.
ГЛАВА XI
КШАТРИЙ БРАХМАНУ НЕ ТОВАРИЩ
Заметки Мародера, южный берег реки Господня Колесница, Кампилья, первая столица панчалов, середина сезона Варшах
В город его пустили, как всегда, без всяких проволочек. Да и то, кому взбредет в голову задерживать странствующего брахмана?
Дрона неторопливо шел по улице, направляясь к дворцу. Как и положено столице, Кампилья была возведена близ реки, обнесена мощными укреплениями, и над каждыми из восьми ведущих в столицу ворот красовались надвратные башни-гопуры. Дворцовый комплекс располагался в центре города, и еще издалека Дроне стали видны бастионы и угловые башни, а также вышки на крышах, откуда цари-Панчалийцы предпочитали любоваться звездным небом.
Вполне можно было позволить себе глазеть по сторонам, не рискуя потерять направление.
106 
