Последние отзывы

  100  

Это меня ошеломило. Возможно, дело было всего лишь во внезапном переходе из темноты на свет, но у меня даже ноги подкосились. Мне показалось, что я сам вдруг уменьшился, это чувство длилось всего мгновенье, но было очень острым. В результате мое внимание обратилось именно к размерам всего, что имелось на Выставке. Норма повела нас к павильону Железнодорожного транспорта. Мы сидели в зале, глядя на сцену, где была диорама с локомотивами и поездами, бегущими через горы, долины и реки, проносящимися сквозь города. Мы снова стали большими. Маленький товарный состав исчезал за поворотом в тот самый миг, когда пассажирский появлялся на мосту. Диктор сообщил нам, что для этой экспозиции рельсы уложены на семидесяти тысячах шпал и приколочены четвертью миллиона крошечных костылей. А после, выйдя на свет божий из выставочного зала, мы попали на настоящий железнодорожный узел, где стояли старинные паровозы «Генерал», «Дэниел Нэйсон» и новейшие, сверхсовременные локомотивы, огромные темно-зеленые монстры с колесами выше человеческого роста. Опять двадцать пять!

Потом, в павильоне «Эдисоновской объединенной компании», все вновь помельчало: показывали диораму Нью-Йорка — жизнь города с утра и до ночи. Виден был весь город, Гудзон, за ним Джерси-сити, а в заливе — статуя Свободы. Виден был даже Вестчестер и кусок штата Коннектикут. Я поискал глазами наш дом в Бронксе, но не нашел. Норма сказала, что вроде бы она разглядела парк «Клермонт». Прямо под нами торчали громадные каменные небоскребы, улицы полнились автобусами и машинами, работало метро и надземка, все, что положено мегалополису, в котором жизнь бьет ключом, а потом даже показали, как над ним в полдень разразилась гроза и во всех зданиях и на улицах зажглись огни, чтобы разогнать тьму.

В каждом из павильонов Всемирной выставки, благодаря сноровке и изобретательности строителей и инженеров, мир был представлен многократно уменьшенным. Или, наоборот, вдруг все показывали огромным, больше, чем оно должно быть. На экспозиции в павильоне Здравоохранения выставлялись разные части тела, причем каждая во много раз больше натуральных размеров. Огромное ухо, нос (все это с проходами, клапанами и ячеистой костной структурой), гигантские, сделанные из розового пластика штуковины величиной больше моего роста. Глаз был сделан таким большим, что в него можно было зайти самому! Входишь, смотришь в его хрусталик, который меняется, чтобы ты сделался то близоруким, то дальнозорким. У всех у нас от этого голова пошла кругом. А потом огромный человек, сделанный, видимо, из плексигласа, со всеми его внутренними органами напоказ, однако без пениса — ошибка, о которой я ничего не сказал ни Мег, ни Норме, решив, что это было бы неприлично.

А снаружи повсюду высились каменные изваяния мужчин и женщин в разных позах, то борющихся с собаками, то с быками, то плавающих вместе с дельфинами, стоящих на одной ноге или с фермерскими орудиями на плече. Они были то в каменных платьях или каменных штанах, то голые, с каменными грудями и задами. Видны были мускулы их ног и рук, их ребра и каменные спинные хребты. Они стояли и лежали в бассейнах и на высоких колоннах либо вздымались среди кустов. Некоторые из них были вдавлены в стены зданий, так что видны оказывались только спереди — бетонные скульптуры, похожие на песочные пляжные «куличи». Такими же бесстрастными фигурами были разрисованы стены зданий, где на огромных фресках они стояли с пробирками, колбами или чертежами в руках. Ни на кого из моих знакомых они не походили, причем некоторые были огромными, другие мелкими. Фигуры переплетались, так что и не поймешь, где чья рука и чье тело. Я совершенно потерял голову от всего это смешения размеров.

Нам хотелось всюду поспеть, все попробовать. «Тпру, тпру, — осаживала нас Норма, — разогнались!» Сладить с нами становилось трудновато. Она повела нас в молочный буфет, мы сели, взяв сандвичи с яичным салатом на белом хлебе и молочные коктейли, и замечательно перекусили. Сидели мы за маленьким металлическим столиком под зонтом, мы ели и пили, а Норма, облокотившись, курила сигарету и смотрела на нас. Себе она взяла стакан пахты. Когда мы с едой покончили, она наклонилась к Мег и ласково отерла ей бумажной салфеткой перепачканные молочным коктейлем губы, которые та, закрыв глаза, с готовностью подставила.

И снова мы отправились в путь. Вечерело. Мы видели вращающуюся платформу, на которой электродоилками доили настоящих коров. Коровы, проплывая мимо*, глядели на нас. Они были точь-в-точь как те коровы с фермы в Коннектикуте. О том, зачем их надо вращать, пока машина их доит, я не задумывался. Считал, что дело тут в каком-то новом открытии: может быть, от этого сливки в молоке всплывать не будут. В зале павильона компании «Дженерал электрик» мы видели генератор искусственных молний. Вот уж и в самом деле жуткое зрелище! Тридцатифутовые молнии пронзали воздух. Мег вскрикивала, люди вокруг смеялись. Стоял запах сожженного воздуха, гремел оглушительный гром. В этом же здании выставлялись изделия фирмы «Дженерал электрик» для домашнего обихода. Сколько всего еще надо было посмотреть! Мы наблюдали, как разливают по бутылкам кока-колу и как заливают воском круги Филадельфийского сливочного сыра, мы посмотрели павильоны Франции, Испании и Бельгии. В павильоне Американской радиокорпорации, который был выстроен в виде радиолампы, мы смотрели, как радиотелеграф помогает спасти тонущий корабль, и видели только что изобретенное новшество — радио-кино, или телевидение: в зеркалах, наклонно установленных над приемником, появлялись изображения людей, как раз в этот миг говорящих в микрофон, но не здесь, не на Всемирной выставке, а где-то совсем в другом месте Нью-Йорка.

  100