ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Змеиное гнездо

Как всегда, интересно >>>>>

Миф об идеальном мужчине

Чуть скомканно окончание, а так очень понравилось >>>>>

Меч и пламя

Прочесть можно, но ничего особо интересного не нашла. Обычный середнячок >>>>>

Сокровенные тайны

Вроде ничего, но мне хотелось бы концовки подобрей >>>>>

Брак не по любви

Ну и имя у героини. Не могли придумать что нибудь поромантичнее >>>>>




  177  

Но Дэнни все же был вынужден хотя бы отчасти играть по правилам медийного сообщества. Он признал: два из его семи романов вполне можно назвать политическими. Он понимал, что фактически оправдывается, но, говоря это, не грешил против истины. «Отцы Кеннеди» — четвертый роман Дэнни — был протестом против Вьетнамской войны. «К востоку от Бангора» — его шестой роман — критики, втянутые в дебаты о праве на аборт, отнесли к произведениям, показывающим, как бороться с демографической политикой государства. Но что политического содержалось в остальных пяти книгах Дэнни Эйнджела? Семейные неурядицы, разрушительный сексуальный опыт, всевозможные случаи потери невинности, о чем герои потом сожалели. Все эти истории — из ряда маленьких домашних трагедий, которые могут случиться в любой стране. Здесь не было обличения общества или государства. Злодеи (если среди героев Дэнни Эйнджела можно было отыскать таковых) несли в себе пороки, свойственные человеческой природе, а не государственной системе Соединенных Штатов. Да и сам Дэнни никогда не принадлежал к политическим активистам.

— Все писатели — сторонние наблюдатели, — сказал однажды Дэнни Эйнджел. — Я переехал в Торонто, поскольку мне нравится смотреть на Штаты со стороны.

Ему никто не поверил. В его переезде упорно искали политическую подоплеку.

Дэнни считал, что пресса утрирует их с отцом сугубо частное решение перебраться в Канаду, пытаясь выдать это за политический шаг. Но еще больше раздражало опошление его произведений. Журналисты вдруг принялись копаться в них, выискивая автобиографические детали. Романы расчленялись и анализировались чуть ли не под микроскопом, дабы отыскать в них тщательно запрятанные свидетельства истинных событий, происходящих когда-либо с писателем. Но чего, собственно говоря, он ожидал?

В мире массмедиа реальная жизнь автора всегда была важнее его фантазий, и потому те части романа, которые казались основанными на личном опыте, вызывали больший интерес (у читателей, кстати, тоже), чем придуманные автором в процессе создания романа. И такова судьба любого литературного произведения. Разве описание событий, действительно случившихся с автором или людьми, которых он близко знал, не ощущается более правдивым, точным и ярким, чем плод писательского воображения? (Спорить с этим устоявшимся убеждением было очень трудно. Когда Дэнни пытался отстаивать право писателя на творческую фантазию, когда говорил, что по-настоящему талантливое произведение должно быть придумано, а не списано с жизни, — его слова воспринимались как ниспровержение основ литературы. А он всего-навсего пытался объяснить, что у реальной жизни и у литературы свои законы. С точки зрения литературы, события реальной жизни зачастую лишены целостности, если просто списать их с натуры, такой роман будет крайне скучным и неубедительным.)

Но кем были те, кто слушал Дэнни Эйнджела или иного писателя, защищавшего право художественной литературы на вымысел? Студенты творческих факультетов, пробующие себя в литературе? Женщины определенного возраста, собиравшиеся в книжных клубах и составлявшие большинство аудитории этих клубов? Кто еще был более заинтересован в литературных фантазиях, чем в так называемой реальной жизни? Очевидно, что не журналисты, бравшие интервью у Дэнни Эйнджела. У этих первый вопрос всегда был о том, на каких «реальных» событиях основан сюжет того или иного романа. Был ли главный герой списан с реально существующего человека? И конечно же, эту публику интересовали ключевые события (то есть самые катастрофические, разрушительные): произошли ли они в жизни тех, с кем автор знаком или был знаком?

И опять-таки, чего еще ожидал Дэнни? Не сам ли он спровоцировал такие вопросы? Взять хотя бы его последний роман «Ребенок на дороге». Неужели он думал, что СМИ отнесутся к этому роману по-иному? Писать свой седьмой роман Дэнни начал еще в Вермонте. К марту восемьдесят седьмого года рукопись была почти готова. В конце марта того же года Джо погиб. Это случилось в Колорадо, и не в сезон распутицы. («Да это был почти уже сезон распутицы», — говорил потом Кетчум.)

Это был последний год учебы Джо в Боулдере. Парню совсем недавно исполнилось двадцать два. Ирония заключалась в том, что «Ребенок на дороге» был о гибели единственного любимого ребенка. Но в почти написанном романе ребенок погиб двухлетним, выбежав на проезжую часть в одном подгузнике. Это было описание событий, которые могли бы случиться в Айова-Сити с двухлетним Джо, если б вместо белого фургона ехала другая машина. Роман был о том, как смерть ребенка повлияла на дальнейшую жизнь его родителей (повар и Кетчум сразу узнали в их описании черты характера Дэнни и Кэти), каждый из которых пошел своей, но одинаково несчастливой дорогой.

  177