196 
– Успокойся, – промолвил он, похлопывая меня по руке.
– О Боже! Боже! – продолжал тупо твердить я, не находя других слов, а потом едва ли не истерически выкрикнул: – Но кто они? Это и есть Осирис и Исида? Это они?
– Я не знаю.
– Я хочу уйти подальше от них! Я хочу выйти отсюда!
– Почему? – спокойно спросил он.
– Потому что они… они живые и… и в то же время они не могут двигаться или говорить!
– Откуда тебе известно, что не могут? – голос его звучал тихо и успокаивающе.
– Но они не двигаются… В том-то и дело. Не двигаются..
– Идем, – кивнул он. – Я хочу, чтобы ты присмотрелся к ним повнимательнее. А потом я отведу тебя обратно наверх и, как обещал, расскажу все, что мне известно.
– Я больше не хочу смотреть на них! Мариус, я честное слово не хочу! – кричал я, тряся головой и пытаясь вырвать руку.
Однако он крепко держал меня, словно сам был мощной каменной статуей. Меня не покидала мысль о том, насколько его кожа похожа на кожу этих статуй – она светилась точно так же, – а его спокойное лицо было таким же гладким, как у них.
Он становился таким же, как они! Когда-нибудь, по прошествии вечности, таким же предстоит стать и мне. Если, конечно, удастся прожить столь долго…
– Мариус, пожалуйста… – умолял я, не думая ни о позоре, ни о тщеславии.
Единственным моим желанием было поскорее выбраться из этой комнаты.
– Тогда подожди меня, – сказал он. – Оставайся здесь.
Он отпустил мою руку, повернулся и пристально посмотрел на перевернутые мною вазы с цветами и лужи разлитой воды.
И все немедленно оказалось на прежнем месте: цветы вновь стояли в вазах, лужи с пола исчезли.
Он продолжал стоять, но смотрел теперь на статуи. Я услышал его мысли. Он приветствовал их, правда весьма своеобразно, не обращаясь к ним по именам и не упоминая никаких титулов. Он объяснял им причину своего отсутствия в течение нескольких последних ночей. Рассказал, что был в Египте и привез подарки, которые вскоре им принесет. Он обещал, что скоро отведет их полюбоваться морем.
Я начал понемногу успокаиваться. Мой мозг лихорадочно анализировал все, что мне удалось узнать. Он заботился о них. Он всегда о них заботился. Он украсил эту комнату именно потому, что на нее были устремлены их взгляды. Он думал, что им будет приятно любоваться прекрасными картинами и цветами, которые он приносит.
Однако он не знал ничего наверняка. И мне оставалось лишь смотреть прямо на них и чувствовать ужас при мысли о том, что они живые и что они полностью замкнуты в себе!
– Я больше не в силах выносить это, – пробормотал я.
Мне не нужны были его объяснения, чтобы понять причину его заботы. Он не мог похоронить их где-нибудь под землей, потому что они не были лишены сознания. Не мог сжечь их, потому что они были совершенно беспомощны и не могли дать своего разрешения на это. Господи! Час от часу не легче!
Он оберегал их и заботился о них так, как делали это язычники, строившие для своих богов храмы, которые должны были служить им жилищем. Он приносил им цветы.
Я смотрел, как он возжигает благовония – маленький брикетик, который он достал из шелкового носового платка и положил на маленькое бронзовое блюдо. Он сказал, что привез благовония из Египта.
К глазам моим подступили слезы. Я и вправду заплакал.
Подняв голову, я увидел, что он стоит, повернувшись к ним спиной. Они тоже были мне хорошо видны, и я заметил, что он действительно похож на них – статуя в настоящих одеждах. Мне показалось, что он намеренно подчеркивает это сходство, лишив всякого выражения собственное лицо.
– Я разочаровал тебя, не так ли? – прошептал я.
– Ни в коем случае, – мягко ответил он.
– Мне очень жаль, что я…
– Я же сказал тебе, все хорошо.
Я подошел чуть ближе. Я чувствовал, что был груб с Теми, Кого Следует Оберегать. Да, я обошелся с ними грубо. Он доверил мне тайну, а я не смог скрыть ужаса и отвращения. Я сам был очень недоволен собой.
Я подошел еще ближе. Мне хотелось извиниться перед ними за свое поведение. Мариус обнял меня и вновь повернулся к статуям. Запах благовоний был чрезвычайно сильным. В отсветах зажженных ламп их темные глаза казались живыми и подвижными.
Однако ни одна жилочка не билась под белой кожей, а на самой коже не было видно ни единой складочки или морщинки. На нежных губах я не заметил тончайших линий, сохранившихся даже у Мариуса. Не было и размеренного движения груди, которое свидетельствовало бы о том, что они дышат.
196 
