23 
Антуан улыбнулся, перегнулся через стол и взял ее за руку.
– Представляешь? Весь вечер, всю ночь вместе.
– Мы поедем в Париж очень осторожно. Поднимем верх. Ты будешь вести потихоньку. Я сама стану прикуривать тебе сигареты, чтобы ты не отвлекался.
– Конечно, я буду вести осторожно, ведь рядом ты. Сперва где-нибудь потанцуем, потом поедем ко мне. И завтра утром ты наконец узнаешь, что я пью за завтраком – чай или кофе. И сколько кладу сахара.
– Танцевать? А вдруг встретим кого из знакомых?
– Ну и что? – помрачнел Антуан. – Надеюсь, ты не думаешь, что я собираюсь всю жизнь прятаться?
Она опустила глаза и ничего не ответила.
– Ты должна принять решение, – мягко продолжал Антуан, – но не волнуйся – не сегодня.
На ее лице отразилось облегчение, и он не смог сдержать смех:
– Я знаю, ты рада любой отсрочке. Ты же всегда живешь сегодняшним днем, так ведь?
Люсиль промолчала. Рядом с ним ей было так хорошо, она была самой собой. Ей хотелось с ним смеяться, заниматься любовью. Ей было настолько хорошо, что даже делалось немножко страшно.
Люсиль проснулась очень рано. Обвела глазами комнату. В ней царил беспорядок. Длинная рука Антуана мешала ей приподняться. Она снова закрыла глаза, перевернулась на живот и улыбнулась. С Антуаном она впервые поняла смысл выражения «ночь любви». Они поехали танцевать и никого не встретили. Потом отправились к нему, занимались любовью, курили, болтали, снова занимались любовью. И заснули только на рассвете, опьяненные словами и жестами, умиротворенные и изнуренные. Ночью, в неистовстве любви, им начало казаться, что они вот-вот умрут, не вынеся непомерности чувства. Сон пришел как избавление, как чудесный плот к потерпевшим кораблекрушение. Они взобрались на него, вытянулись на его тверди и впали в беспамятство, но рук так и не разжали. Она смотрела на профиль Антуана, и ей было страшно, что прежде она могла просыпаться не рядом с ним, а где-то еще. Ей нравилось, что он, такой беззаботный и рассеянный днем, становится столь заботливым и внимательным ночью. Как если бы любовь пробуждала в нем язычника, чья единственная и непреложная заповедь – доставлять ей удовольствие.
Антуан повернул голову и открыл глаза. Взгляд у него был как у новорожденного младенца. Многие мужчины первый миг после пробуждения смотрят на мир вот с таким младенческим удивлением. Теперь его тяжелая и теплая со сна голова покоилась на плече Люсили, большие ступни торчали из-под скомканных простыней. Он вздохнул и что-то жалобно простонал.
– А у тебя по утрам глаза совсем-совсем желтые, – сказала она, – прямо как пиво.
– Тоже мне, нашла поэтический образ.
Он взял ее за подбородок и повернул лицом к свету.
– А у тебя почти синие.
– Нет, – возразила она, – серые. Серо-зеленые.
– Хвастунья.
Как были нагишом, они сидели на кровати. Он пристально смотрел ей в лицо. Оба улыбались. У него были широкие плечи. Она выскользнула из его объятий и прижалась щекой к груди. Сердце его колотилось почти так же сильно, как у нее.
– Как сильно бьется. Это что, от усталости?
– Нет, – ответил Антуан, – это шамада.[2]
– А что такое шамада?
– Посмотришь в словаре. Сейчас неохота объяснять.
Он нежно опрокинул ее на спину. На улице уже было совсем светло.
В полдень Антуан позвонил в свое издательство и сказал, что у него поднялась температура, однако после обеда он придет.
– Все это сплошное мальчишество, но мне нельзя потерять место. Приходится думать о хлебе насущном.
– Тебе хорошо платят? – небрежно поинтересовалась Люсиль.
– Нет, гроши, – ответил он тем же тоном. – По-твоему, это важно?
Люсиль засмеялась:
– Нет, просто, по-моему, легче жить, когда много денег.
Взгляд Антуана удивил ее.
– Почему ты спросил?
– Потому что хочу, чтобы мы жили вместе. Значит, я должен обеспечивать тебя.
– Прости, – поспешно прервала она, – но я сама могу себя обеспечить. Я целый год проработала в «Аппеле», пока газета не закрылась. Это было даже забавно, только у всех там такой деловой и озабоченный вид, что…
Антуан перебил:
– Ты все слышала. Я хочу, чтобы мы или жили вместе, или больше не встречались. Я живу в этой квартире, мало зарабатываю. Я не смогу обеспечить тебе ту жизнь, что ты ведешь сейчас. Ты слушаешь?
– А как же Шарль? – слабым голосом возразила она.
– Или я, или он. Он ведь на днях возвращается. Так вот: либо ты переезжаешь ко мне, либо мы больше не увидимся. Все.
23 
