Лёгкий, ненавязчивый романчик 
118 
Со стороны это, наверное, выглядело потешно; жаль, мне было не до смеха. Ведь толпа хуже зверя! да что я – зверь дикий много, много лучше! Никогда не знаешь, что этим ветошникам в следующий момент в голову взбредет! Сейчас они переговоры вести надумали, а через пять минут дуры-головихи с юродивым наслушаются – и усадьбу палить сунутся!
Страшно. Никогда еще так страшно не было! Хотя нет, вру. Было. Там, на лесной заимке, когда Петюнечка…
Нет, не вспоминать! Уж лучше в окно смотреть буду.
Отодвигаю подальше краешек тюлевой занавески – осторожно, чтобы ветошники не заметили…
* * *
У ворот – семеро. Остальные притихли, назад подались. Кого еще выбрали, я недослышала, да и какая разница? Я их все равно никого не знаю. Вон, стоят, мнутся. И им боязно. Урядник через плечо на толпу окрысился: заткнитесь, мол, раз выбрали – теперь не мешайте!
Потом вперед прошел, в ворота стукнул. Деликатно так, я даже звука не услышала. Еще раз стукнул, погромче. Тут и шинкарь вмешался:
– Ваша мосць! Ваша мосць! Панове! Мы таки до вас! Выборные! От обчества!
– Епутация!
– Гей, хозяева! Уважаемые! То есть кто-нибудь дома?
И вдруг: смолкли.
Все; разом.
Совсем.
Тишина.
Кажется, даже птицы в саду подавились щебетом; даже Трисмегист лаять перестал.
Оторопь людей взяла, оцепенение пало.
И на меня тоже! Раньше текла себе речкой, плескалась-забавлялась, и вдруг – ударил мороз жгучий, сковал льдом от берега до берега. Мысли в голове, и те в ледышки превратились.
Кто ж это нас всех заморозил?!
Еле-еле повернула голову (шея! хрустит! не хочет!..); забыв об осторожности, толкнула створки, высунулась в окно. Глянула вниз.
Увидела:
…от главного крыльца к воротам неторопливо шел полковник Джандиери. В парадном мундире с аксельбантами, весь сверкая начищенным золотом пряжек, серебром пуговиц и кушака с бахромчатыми кистями, при шашке и револьвере в лаковой кобуре; стройный, подтянутый… Холодом, февральской стужей веяло от этой бесстрастной фигуры. Я прямо-таки видела, как мороз кругами расходится от шагающего к воротам полковника-"Варвара", как сковывает льдом разом присмиревшую толпу, как…
А меня понемногу отпускать начало.
Что ж это получается?! Кто тут маги-колдуны? Мы, которые в Законе, или жандармы облавные, у которых свой Закон? Ведь не только меня «заморозил», твоя светлость…
А Джандиери идет себе и идет. Вон, уже у ворот. Остановился. Голову чуть набок склонил, по-птичьи – а спина, ремнями перетянутая, прямой осталась, словно из гранита высеченная. Смотрит князь сквозь решетку ворот. Сквозь «епутацию» дурацкую, сквозь цвиркунцов с кривлянчанами. Изучает, будто уродцев в кунсткамере, под стеклом.
Спросил что-то; негромко, отсюда не расслышать. Тут выборные будто очнулись – зашевелились, загалдели наперебой. Еще и карла-юрод вперед выскочил, всех перекрикивает:
– Братец-князь! ты видишь! тебе Бог дал! Защити! Оборони!.. обидеть хотят!..
Насилу угомонили дурака. Отвели в сторонку, краюхой хлеба рот заткнули. А выборные ближе подошли, объясняются. Только и слышно:
– …имеем доложить, ваша бдительность!..
– …чаклуны, маги сиречь…
– …та прямо у вашей хате, звиняйте за…
И ответное, князево (едва голос повысил, а ударило наотмашь!):
– А ты почему здесь, урядник?! Тоже бунтовать вздумал?!
– Да який же це бунт, ваша…
– Мы – в известность поставить, довести до сведения…
– Подсобить, ежели занадобится…
– Молчать! – голос полковника вновь перекрыл нарастающий шум. – Я не желаю выслушивать женский галдеж и детские вопли. Сейчас я велю открыть ворота, и вы, любезные, получите возможность изложить ваши просьбы (ай, Циклоп! молодец!) в более приемлемой обстановке.
Князь обернулся; коротко махнул рукой в сторону флигеля.
Немедленно хлопнула дверь, и к воротам заспешил прятавшийся во флигеле вместе со слугами Сенька-Крест – открывать. А на веранде – когда и выйти-то успел, из столовой?! – образовался отец Георгий: в рясе, при кресте, как и положено священнослужителю.
Толпа зашевелилась:
– Ты поглянь, там у них и поп есть!
– Дык поп чаклуну – перший ворог!
– …може, и нема? нема там чаклунов?..
И в ответ диким, отчаянным воплем взметнулся над толпой фальцет юродивого Прокопия:
– Он! он! Чаклун! вражья сила! К воротам идет! идет!
– Хто, энтот? рябой?
– Обидеть! обидеть свет-Прокопьюшку хочет! Люди добрые, обороните! братец-князь, оборони!
118 
