очень нудно 
31 
Офицеры и рядовые самочинно уходили в бессрочный отпуск, иными словами – стрелялись, за отступающей колонной, бросив оружие, ковыляли сотни отставших бедолаг, и русские, обнаглев окончательно, подбирались вплотную, пропарывали кого-нибудь своими пиками или вытаскивали из строя, чтобы зарубить одним ударом, завладеть тем, что нес он в ранце, а прочие продолжали двигаться отупелой и беззащитной толпой, как стадо баранов, влекущееся на бойню.
К концу ноября во французской армии боеспособных частей осталось всего ничего. В таком вот виде добрались до Березины.
Дело было ясное и простое. Русские задумали в этом месте остановить наше отступление, и вот трое суток кряду спасали мы свою шкуру, воюя на два фронта – одна армия наступала на нас спереди, не пуская дальше, вторая напирала сзади, грозя спихнуть в реку. Французские саперы, разбивая тонкий ледок, стоя по пояс в стылой воде, умудрились навести несколько мостов, по которым каким-то чудом удалось переправиться большей части армии. А 326-й линейный – ну, мы то есть – появились на левом берегу Березины к вечеру 28 ноября вместе с остатками итальянского полка: после того, как в него влились мы – сто испанцев, – получилась с небольшой натяжкой рота. Их тощего полковника убили утром, а заменившему его толстому майору оторвало голову во второй половине дня, вот и вышло, что старшим в чине оказался наш капитан Гарсия, принял командование. Кое-кто – и мы, и итальянцы – подумывал, не бросить ли оружие, не дождаться ли на этом берегу русских, однако замысел осуществить мешали нам валявшиеся тут и там трупы отставших: они, вероятно, мыслили в том же направлении, однако всех до одного изрубили хмельные от водки и победы казаки, хрипло оравшие «ура» так, что колыхалась вода в Березине. И потому наш капитан, поразмыслив малость, решил перебраться на другой берег, пока мы не остались здесь в полном одиночестве.
– Дело ясное, дети мои, – молвил он. – Так уж стеклись обстоятельства, что податься нам, кроме как в Испанию, некуда. А Испания – там. – И ткнул пальцем на запад.
Сержант Ортега стал было возражать, уверяя, что надо остаться здесь и дождаться русских. Слова его смутили простые души кое-кого из наших, и капитан Гарсия это заметил. Дело шло к ночи, и времени для пререканий было в обрез. А потому он привел аргумент неоспоримый – взял ружье и саданул прикладом Ортегупо зубам.
– Итак, я повторяю, – сказал он, снова указывая на противоположный берег. – Испания – в той стороне.
Потом взвалил на спину бесчувственного Ортегу и скомандовал нам: «Становись! Шагом марш!»
Ночь была жуткая. Русские напирали, а мы, отбиваясь, пятились к реке мимо убитых, раненых и умирающих, мимо перевернутых телег, мимо казаков, занятых грабежом и резней. Неисчислимые полчища оборванных и голодных людей, готовые сдаться на милость русским, грелись у костерков, приплясывали от холода на снегу. Однако ближе к рассвету, когда мы уже вступили на шаткий мост, все эти бедолаги словно очнулись, проснулись, вышли из столбняка и, давя друг друга, в дыму и пламени с воплями устремились к ледяным водам Березины.
Да, это было кое-что. Мы подбежали к переправе, когда саперы уже собирались поджечь запальные шнуры и взорвать мост. Бросившись в штыки, мы отогнали казаков, явно расположенных взять нас в плен, и, спотыкаясь о раскиданные повсюду тела мертвых и живых, побежали по мосту. Палим навскидку, не целясь, обезумели от страха и отчаянья, покуда капитан Гарсия, прижавшись спиной к деревянным перилам на левой стороне, машет саблей, подгоняет отстающих: давай, давай, давай, шевелись, сукины дети, не стой, а не то никогда больше не увидишь родного дома, беги, пока черт нас всех не забрал. Кучка наших сгрудилась вокруг него, вопя «Васпанья! Васпанья!», чтобы во всем этом светопреставлении отличить своих от чужих, тыча штыками во все стороны, а русская артиллерия уже давно завела свое тр-р-рзык-бум, да и картечный блям был тут как тут, а осатаневшие от водки и крови казаки с хриплым ревом «Ура, побъеда!» рубят сплеча и наотмашь, стараются достать пикой. А рядовой Мингес стреляет из пистолета, успевая еще подергать капитана Гарсию за рукав: чуточку назад, господин капитан, тут шнуры горят.
Васпанья! Верно, господин капитан, пойдем в Испанию, ну их всех! Тут подвалила новая куча казаков – и все рвутся туда, налево, и вот уж капитана полоснули саблей по лицу, и кровь заливает баки и усы, вот и конец, дети мои, бегите, бегите, живей, будь все трижды проклято! Вот и последние из нас припускают через мост, а капитан Гарсия ковыляет следом, опираясь на Мингеса, а тот одной рукой поддерживает его, а в другой сжимает ружье. Васпанья!
31 
