ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Возвращение пираньи

Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... >>>>>

Жажда золота

Неплохое приключение, сами персонажи и тема. Кровожадность отрицательного героя была страшноватая. Не понравились... >>>>>

Женщина на заказ

Мрачноватая книга..наверное, из-за таких ужасных смертей и ужасных людишек. Сюжет, вроде, и приключенческий,... >>>>>

Жестокий и нежный

Конечно, из области фантастики такие знакомства. Герои неплохие, но невозможно упрямые. Хоть, и читается легко,... >>>>>

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>




  21  

Не предполагалось, что Эманалла будет говорить по-арабски. Но он понял. И остался бесстрастен. Тот же продолжал, ткнув пальцем в человека, который решительно был его противником:

— Ты не из наших! Отцы наших отцов из поколения в поколение натачивали свои мечи против неверных! А ты пытаешься заставить нас отказаться от священной войны, от джихада?

Эманалла пристально смотрел на него какое-то время немигающим взглядом.

— Знаете ли вы что-нибудь худшее, братья, чем попугай, взявшийся учить людей говорить? — возразил он по-арабски, ибо все тут понимали язык Корана. Да и слово «попугай» — bahabaghan — было им известно благодаря широко распространенному арабскому телевидению.

Среди присутствующих раздались смешки.

— Маловер, — продолжил Эманалла, показав на своего противника пальцем, — сам-то ты хоть знаешь смысл слова «джихад», раз уж говоришь по-арабски?

Тот нахмурился. Ему был публично брошен вызов, ему, важному сирийскому сановнику!

— Священная война! — крикнул он.

— Нет! — гневно загремел Эманалла, — Возвращайся-ка в медресе! «Джихад» означает «усилие»! Так же как усталость, вызванная чрезмерным усилием, обозначается производным от него словом «эгхад». Джихадом было усилие, которого пророк требовал от своих последователей, чтобы защищаться от жителей Мекки, воевавших с ними. Это вовсе не призыв уничтожать иноверцев! Проповедуя эту идею, ты делаешься пособником тех, кто считает мусульман фанатиками, лишенными человечности и рассудка!

Он по-прежнему говорил по-арабски, к великому изумлению собравшихся, поскольку его речь и на этом языке была безупречно чистой, а толкование свидетельствовало о глубоких познаниях. К тому же мало кто из не говорящего по-арабски духовенства знал точную этимологию спорного слова.

— Нет ничего хуже, чем надменный невежда, — продолжил он, возвратившись на урду и обращаясь к остальной аудитории, — ибо невежество превращает гордеца в неверного, извращающего нашу веру.

Его оппонент чуть не задыхался от ярости. Но Эманалла с поразительной легкостью опять вернулся на арабский, обращаясь к нему:

— Или ты не знаешь, или опять притворяешься, будто не знаешь слов священной Книги: «А когда они сделают какую-нибудь мерзость, то говорят: „Мы нашли в таком состоянии наших отцов, и Бог повелел нам это“. Скажи: „Поистине Бог не приказывает мерзости!“» Это в седьмой главе Книги, «Преграды».[16] Ты осмеливаешься бахвалиться преступлениями твоих братьев и отцов? Так ты хуже, чем неверный, человече, ибо ты, вероучитель, извращаешь слова пророка.

Наивысшее оскорбление — обозвать мусульманина, да к тому же духовное лицо, неверным!

— Значит, мы, по-твоему, должны отказаться от джихада? — спросил его кто-то на пушту.

Это был афганец. По-видимому, каждый тут задавался вопросом: понимает ли наби и его язык?

— Он оправдан, только когда на нас нападают, — ответил Эманалла на безупречном пушту.

По рядам прокатился восхищенный шепот — удовлетворения одних, удивления других. Люди воздевали руки к небесам. Кто же еще может столь красноречиво владеть всеми языками, если не посланец Бога?

— Но мы никогда не должны делать из этого повод для нападения на невинных, как, похоже, полагает мой досточтимый противник…

Афганец вдруг быстро наклонился и выхватил из-за голенища острый кинжал. Никто и глазом моргнуть не успел, как он метнул его в Эманаллу.

Каждый услышал свист.

Вероучитель оказался ловок в метании ножей.

Эманалла видел, как сверкающее лезвие летит прямо ему в грудь. Но не дрогнул. Только вытянул руку вперед.

Невероятный гул сотряс здание, словно началось землетрясение. Послышались крики ужаса. Вспыхнул невыносимо яркий свет.

Кинжал повис в воздухе, будто наткнувшись на ладонь оратора. Словно серебряная рыбка, застывшая в хрустале.

Потом развернулся, полетел обратно и вонзился в грудь тому, кто его метнул. Хулитель Эманаллы раскинул руки, выкатил глаза и замер, пригвожденный к спинке кресла.

Последовало неописуемое смятение. Толпа духовенства, словно охваченная безумием, хлынула к возвышению с искаженными лицами, крича, плача, вырывая клочья бород, выкрикивая невнятные слова.

Один из сановников, сидевших на возвышении, бросился к Эманалле, схватил его руку и осмотрел. На ней не было ни малейшей царапины.

Министр внутренних дел звонил по мобильному телефону, требуя вмешательства армии.


  21