Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
55 
– Смотря до какого конца!
– Rompere il cazzo…[20]
Эрстед вручил спутникам по детектору.
– Длинный провод все время должен касаться воды. Мы с Казимиром начинаем движение с кормы, вдоль обоих бортов; вы, Огюст, идете от носа, ближе к середине палубы. Детекторы держим над головой, провода – только за изоляцию. Нельзя, чтобы животное электричество наших тел повлияло на результаты опыта. Как щупальце вздрогнет – останавливайтесь и давайте знать остальным. Готовы? Вперед!
Доски палубы недобро скрипели под ногами. Под хмурыми взглядами команды Шевалье чувствовал себя мегалозауром, явившимся на службу в Нотр-Дам де Пари. Он широко расставлял ноги, с трудом сохраняя равновесие. Руки были заняты биодетектором. Качнет шхуну – не успеешь схватиться за спасительный леер и грохнешься на потеху морякам. Нет уж, такого удовольствия он им не доставит!
Оставшись один, молодой человек чувствовал себя вдвойне неуютно. Капитан тоже не мог разорваться, и сместился к корме – полагая, что «герой баррикад» стоит дюжины трусов, Гарибальди в случае чего решил прийти на выручку Эрстеду с Волмонтовичем. На него рассчитывать не приходилось.
Провод, уходящий за борт, цеплялся за рангоут, вынуждая поминутно останавливаться. Спасибо жердяю – всякий раз он приходил на помощь, перебрасывая провод через очередное препятствие. От духоты и нервного напряжения Шевалье обессилел. Капли пота текли по лицу, глаза слезились. Нога зацепилась за рым – кольцо для крепления тросов; с трудом удалось восстановить равновесие.
Шаг, другой – и мертвое щупальце дернулось.
4
– Джакомо, ты видел?!
– Что?
– Пресвятая Дева!
– Оно шевелится!!!
Истошно взвизгнув, юнга бросился к вантам. Были бы крылья, он с места взлетел бы на самый клотик – куда угодно, лишь бы подальше от жутких некромантов. Рябой моряк вовремя поймал мальчишку за шиворот:
– Стой, дурак! сожрут в тумане!
Команда попятилась, но не бросилась наутек. Рубить «astioso fattucchieri»[21] в капусту тоже не стали. Итальянцы – народ любопытный. Сначала обязательно досмотрят представление до конца, а потом уж…
– У меня – есть! – крикнул Огюст.
– Идем! – отозвались с кормы.
С юта уже бежал Эрстед, за ним – князь, нелепо воздев детектор над головой. Оба по пояс тонули во мгле, стекавшей на палубу. Казалось, к Огюсту приближаются безногие призраки.
«Что, если они и впрямь – морок? Если живые – на корме, а эти двое – „сгустки магнетических флюидов“?!»
– Стойте, где стоите, – задыхаясь, предупредил датчанин. – Предмет, который мы ищем, где-то рядом. Мы определим его координаты по методу треугольника. Казимир, умерьте прыть. Подходим одновременно…
На радостях князь затянул каватину из «Севильского цирюльника»:
- Ah, bravo Figaro!
- Bravo, bravissimo;
- Bravo!
Кто-то из итальянцев машинально подхватил: «La-la-la-la!..»
- Fortunatissimo, –
вел дальше Волмонтович, –
- Per verité!
- Bravo!
Огюст вздохнул с облегчением: свои, не призраки…
Троица пассажиров едва успела образовать правильный треугольник, как у щупальцев начались дружные конвульсии. Юнга заскулил и попытался выпрыгнуть за борт, но рябой был на страже. Экипаж крестился с завидным единодушием. Туман надвинулся, заливая шхуну скисшим молоком.
В центре треугольника высилась фок-мачта.
– Надеюсь, это не наверху, – буркнул Эрстед.
Щупальцы словно взбесились. Детекторы, ожив, рвались из рук. Туман страдальчески всхлипнул – и мигом позже у мачты возникла изможденная фигура. Рубище, черная шерстяная накидка, колтун рыжих волос, борода – всякий, кто хоть раз видел триптих Босха «Искушение Святого Антония», сразу узнал бы этого человека, обычно изображаемого в окружении сонмища бесов.
Привязан к мачте пеньковой веревкой, призрак жалобно простер руки к матросам, прося у них заступничества. Команда бездумно качнулась вперед.
– Изыди, – не убоявшись, сказал призраку датчанин.
– Кто же ты, обращающийся ко мне с такой речью? – возопил призрак.
– Полковник Андерс Эрстед. Секретарь Общества по распространению естествознания.
– Поэтому и достоин ты большого презрения, – призрак ткнул в собеседника костлявым пальцем. – Ибо черен ты умом и бессилен, как мальчик. У меня уже нет заботы о тебе.
– Зато у меня есть забота о тебе. Изыди прочь, или я прибегну к насилию.
– Здесь я, Антоний, не бегаю от ваших ударов! – призрак оставался тверд, насколько это возможно для привидения. – Если ополчится против меня полк, не убоится сердце мое!
55 
