Лёгкий, ненавязчивый романчик 
25 
— А кто говорит о смерти? Мы оба знаем, что в этом нет никакой необходимости.
— Обычно да. Но… меня немного беспокоит предстоящий бой.
— То есть?
— Ну, если уж быть откровенным до конца — пойми, я не хочу тебя оскорбить… Ходят слухи, будто ты не такой, как все. В гневе ты начинаешь ломать все вокруг и тебя невозможно остановить. Поэтому я подумал, что ты не прекратишь бой, даже когда станет ясно, кто победил.
— О нет. Ты ошибаешься, хотя я прекрасно понимаю, откуда могли поползти эти слухи. Дело в том, что одна из моих старых ран иногда начинает меня беспокоить — боль становится невыносимой, и я теряю над собой контроль. Однако подобные вещи происходят редко. Обычно приступы разделены годами. Я только что пережил подобное состояние, и пройдет много времени, прежде чем у меня снова возникнут проблемы. Более того, обычно я чувствую приближение боли и успеваю уйти подальше от своих друзей. Так что тебе не о чем беспокоиться.
— А что провоцирует твои приступы, Транто?
— Ну, разные вещи. За исключением тех случаев, когда они возникают сами по себе, причиной могут послужить самые разные травмы. Стрекало ФХ, например. Ненавижу!
— Так, значит, тебя насильно отправляли в рабочие команды?
— Именно. Обычно они потом об этом жалели.
— Могу представить. Ну, знаешь, нельзя винить парня за то, что он соблюдает осторожность.
— Конечно, нет.
— Тогда ты понимаешь мои чувства. Если у тебя нет абсолютной уверенности, что может вызвать приступ, откуда мне знать, что мой очередной удар не приведет к вспышке смертельной ярости?
— Конечно. К несчастью, все в жизни так устроено: я не в состоянии предоставить тебе никаких гарантий. Одна ко со стороны другого клыка худший вариант весьма маловероятен.
— Хм-м.
— Больше мне нечего тебе сказать. Извини.
— Но ты понимаешь мою дилемму?
— Конечно. Жизнь сладка.
— Совершенно точно. У меня возникло искушение просто взять и уйти, отыскать другое стадо и начать все сначала. Может быть, я так и поступлю, если буду уверен, что ты позаботишься о моих подданных. Я ведь действительно за них переживаю.
— У моего стада никогда не было из-за меня серьезных проблем. Я уйду сам, если почувствую, что подвергаю их опасности.
— Имею ли я право считать, что ты дал мне слово?
— Да, я обещаю.
— Тогда мне будет легче принять решение. Переберись сегодня ночью в маленькую рощу, где обычно обитаю я. Пусть утром тебя найдут там.
— Я так и сделаю.
— До свидания, Транто.
— До свидания, Скарко.
Фант повернулся и исчез так же бесшумно, как и появился.
Эйрадис Д'Арси Доннерджек, недавно вернувшаяся из царств, которые описывают поражающие воображение орбиты вокруг Непостижимых Полей, задумчиво посмотрела на простую мебель гостиничного номера, на своего мужа, спящего, в серовато-розовых рассветных лучах, и тихонько вздохнула. Она все еще не до конца пришла в себя, и, хотя считала неблагодарным говорить об этом Джону, жизнь в Веритэ представлялась ей довольно странной. Эйрадис была переменчивым существом из древнего Вирту, и что-то глубоко внутри ее души восставало против стабильности каждой клетки нового возрожденного тела.
Подойдя к двойной застекленной двери, она раздвинула прозрачные занавеси, распахнула створки и вышла на балкон, чтобы взглянуть на голубые воды Карибского моря.
Утренний воздух показался ей слишком холодным, однако она осталась снаружи, подставляя свежему ветерку разгоряченное тело. Быстрая улыбка промелькнула на ее прелестных губах, когда Эйрадис размышляла о парадоксальности ситуации, в которой оказалась: она тоскует о своем переменчивом доме в Вирту, где ей было по силам вырастить на плечах крылья ангела и взлететь в небеса или нырнуть в море с русалочьим хвостом, и одновременно постоянно стремится испытать холод, жару или голод — лишь бы прогнать жуткий страх, что она все еще мертва.
Восходящее солнце смыло с небес остатки серой краски, украсив его всеми оттенками розового, оранжевого и желтого. Теперь стали видны облака: удлиненные, вылепленные ветром фигуры, которые в Вирту вполне могли оказаться воздушными существами, а здесь являлись результатом работы ветра и воды. Воды, поднимающейся ввысь только затем, чтобы позднее низвергнуться на землю, а потом вновь устремиться в небо, обеспечивая бесконечный цикл, в котором, однако, присутствовал элемент хаоса. Метеорология все еще считалась скорее искусством, чем наукой, несмотря на разработку теории хаоса и фрактальной геометрии.
25 
