Лёгкий, ненавязчивый романчик 
87 
Он смолчал, когда по протекции герцога Рожмберка Келли перебрался в Прагу {190} , куда Ди все еще запрещалось ездить, в великолепные залы герцогского дворца в тени Градшина {191} ; смолчал, когда любопытствующая знать повалила толпами, когда поэт и придворный Эдвард Дайер {192} , давний друг Ди, крестный отец его сына Артура, приехал из Англии исключительно для того, чтобы переговорить с Келли и отправить ко двору отчет о его чудодействе. Годы спустя Ди напишет {193} об «изощреннейших интригах и кознях, сперва со стороны Богемцев и отчасти Итальянцев и, наконец, иных соотечественников моих»; но тогда он не сказал ничего.
Он молчал, но жена его знала, что он горюет; словно об умершем ребенке, думалось ей (в то время Джейн Ди кормила грудью Теодора, самого прожорливого и бойкого из всех своих детей), и отчасти была права, но дитятей, по которому он убивался, был не Эдвард — вернее, не совсем он.
Хрустальный магический шар все так же покоился на подставке в замковой башне, хладный, опустелый: потухший, как лампа.
Никогда за все годы его верного служения им, с того дня, как он обрел зеркало из блестящего черного обсидиана {194} (выточенное и отполированное на другой стороне мира для туалета перуанской знатной дамы), и до дня нынешнего, — ни разу Джону Ди не была дана способность видеть in chrystallo. Некогда он мог уверить себя — на день или на неделю, — что разглядел некие образы (башня, комната, роза), но от них никакого толка не было, а значит, ему виделось лишь отражение его желания: так мы видим лица в листве и облаках.
Ни разу.
Он стоял в ночном халате у двери башенной комнаты со свечою в руке. Он видел отражение пламени на холодной поверхности шара: блеск, подобный искорке в глазу.
Почему мне отказано в этом, отчего я лишен сего дара? Единого из всех, что я так жаждал.
Он вошел в комнатку. Посредине стоял особый стол, который они с Келли изготовили собственноручно, стараясь в точности следовать ангелическим описаниям: каждая из четырех ножек покоится на печати из чистого воска, отлитого в особой форме — sigillum Æmæth, {195} составной крест с еврейскими литерами, первыми буквами слов: Велий ecu вовек, Господи. На такой же, но большей печати (двадцать семь дюймов в поперечнике, сказали они с ребяческой дотошностью, толщиною в полтора дюйма) стояла державшая шар подставка.
А что, если с Эдвардом было то же: возможно ли, что сначала он ничего не мог увидеть в кристаллах, пока не выучился прозревать ангелов? Что, если духи вовсе не переходили из кристалла в Эдвардовы сердце и уста, но, напротив того, из сердца в кристалл, дабы, обретя там приют, сообщать ему его же мысли?
Возможно, лишь так ангелы и говорят с людьми; и слышные нам ангельские голоса суть наши, скрытые внутри.
Он произнес вслух:
«Тогда я сам это сделаю».
И тут в нем словно пробился росток, и жаркая волна уверенности — нет, возможности — пробежала по телу до самых кончиков пальцев и корней волос и ушла, оставив в душе спокойствие.
Сам. Как рыжая курочка из сказки {196} : сделаю сама, сказала рыжая курочка — и сделала.
Он поставил свечу и подошел к шару поближе. {197} Не сжался ли тот от робости или испуга? Нет, не может быть. Приблизившись, он увидел, как серебристый изгиб шара отражает всю комнату: стены и окна, пол и потолок, изогнувшись, тянулись, чтобы сомкнуться друг с другом. Еще ближе — и он увидел в центре свое лицо, раздутое, как бочка; к нему тянулась его же огромная рука.
Как прекрасно, подумал он, прекрасно. Ди склонился к шару осторожно и нежно, словно приближался к норовистому пони, или к своему новорожденному дитяти, или маленькому, размером со шмеля, духу, одному из тех, которых он среди роз ловил в банку: иди-ка сюда.
Он не успел приблизиться вполне, был даже дальше, чем обычно Келли, когда почувствовал, что им завладели: голосовые связки задрожали, сердце забилось напряженно. Он встал на колени. Но все еще не видел ничего, кроме камня, отверзающего свои бездны; теперь взор открылся, и Ди смотрел не на камень, а вглубь его. И услышал внутренним ухом голос, тихий, но ясный, — чужой голос, хотя казалось, что он струится одновременно из кристалла и из горла.
«Радостно мне видеть тебя. Для чего ты меня оставил?» {198}
87 
