Последние отзывы

  212  

Большинство из них просто заглушили это чувство танцами и выпивкой и не вспомнили о нем на другой день, но некоторые решили — надо что-то сделать, отыскать что-то, и, проснувшись, они, быть может, полезли на чердак и ничего не обнаружили там, кроме незнакомого далекого вида в высоких окошках или старых фотоальбомов — запечатленных жизней, прошедших в Дальних горах, — и листали страницы, смутно догадываясь, что там недостает людей или событий, словно их вытащили оттуда и сложили где-то еще, а пустоты заполнили какими-то другими, может быть, такими же старыми, в таких же горбатых автомобилях, на тех же свадебных вечеринках, на склоне горы Ранда: вуали развеваются на ветру, смущенно улыбаются те, кто давно уже умер, и держат сигареты между пальцами. Что же мне нужно было вспомнить, что предвидеть, что я позабыл, с чего начался путь, который привел меня сюда? Тем летом, когда Бони лежал при смерти, Роузи иногда ловила себя на мысли — хотя мыслью это не назовешь: какой-то неопределенный промельк в голове или в сердце, «пришло-ушло», не принимай всерьез, — тем не менее ей казалось, что маленький округ, давно ставший едва ли не вотчиной ее семейства, похож на сказочное сонное королевство, в котором люди спят не крепко, но беспокойно, безвольно ходят во сне и говорят что-то, не просыпаясь, а тем временем некая темная сила или шайка воров незаметно ходит между ними, снимает с них драгоценные украшения или обшаривает сейфы; все зачарованы, и она должна снять эти чары, если только сможет пробудиться сама. Взявшись за организацию того бала, она об этом не думала; не вспоминала и приветствуя гостей невнятным ревом микрофона, который подал ей солист «Орфиков»; а вспомнилось ей это, когда она шла сквозь толпу гостей, которых Алан уже успел представить, и с улыбкой помахивала им рукой; к некоторым подходила и шептала на ухо, пытаясь перекричать грохот «Орфиков»: «Послушайте, можно, я как-нибудь к вам заеду? Хотелось бы поговорить. Я хотела бы кое-что у вас спросить, может, давайте договоримся о встрече? Не могли бы вы мне помочь, это касается всех, кто живет в округе, можно будет с вами побеседовать?» Они кивали, приложив ладонь к уху, и придерживали ее за локоть — то ли хотели спросить что, то ли еще что услышать.

А она думала, расхаживая среди них: вот была бы здесь Сэм. Вот была бы. Она просила Майка, но, едва услышав слово «маскарад», он отказал, и она не стала упрашивать. Роузи замерла в одиночестве посреди людного дворика. Несколько молодых мамаш — кое-кого она знала — бегали за детьми или кормили их, и Роузи вспомнила, как ей бывало одиноко, когда она глядела на таких женщин еще до рождения дочери. Она повернулась к детям спиной и маской и пошла наугад, вслепую, задом наперед. Вскинула руку в хозяйственной перчатке из розовой резины (последний штрих) и помахала ею, ожидая услышать смех, но вместо этого тишина словно сгустилась, и Роузи обернулась. Из толпы вышла Сэм. Взрослые и дети расступались перед ней, хотя Сэм их словно не замечала; на ней была старая белая ночнушка с каким-то жутким пятном, она будто бы спала на ходу, и ноги ее были босы. Роузи поняла, что потеряла свою дочь: все, что она делала, было ради нее, но все же Сэм в своих страданиях никогда не принадлежала ей вполне — или так стало теперь, отныне и навеки.

Да нет, тьфу, глупость какая, это оказалась вовсе не Сэм. Совсем другой ребенок, с маленькими ангельскими крылышками за спиной и в накидке, перепачканной мороженым. Девочка посмотрела на второе лицо Роузи и равнодушно отвернулась.

Роузи слышала лишь колотьбу своего сердца. Кто-то коснулся ее плеча.

— Бо!

— Меняем направление, Роузи?

— Гляжу прямо перед собой, Бо. — Ей хотелось обнята, его, чтобы успокоиться, но руки так высоко не поднимались. — Господи, где ты был?

— Путешествовал. Спасибо за приглашение.

— Слушай-ка. Ты же без костюма?

— Как без костюма.

— В приглашении ясно сказано: явитесь теми, кем не являетесь.

Бо улыбнулся, развел руки приветственно, точно Иисус, и произнес:

— Та-даа.

— Ах, ты!

— А где же Сэм? — спросил Бо. — Ей бы здесь понравилось.

— О господи, — воскликнула Роузи. — Бо. Ты же не слышал. Она звонила ему и звонила — рассказать, что произошло, спросить совета, — и все же побаивалась, словно он, как та судья, обладал правом попрекнуть ее или признать виноватой. Теперь, увидев его, она поняла, что это не так, и выложила ему все — здесь, в толпе, под грохот и вопли ансамбля, сотрясавшие прокуренный воздух. — Где она теперь? — спросил Бо.

  212