Лёгкий, ненавязчивый романчик 
193 
Пирс передал книгу библиотекарше, которая была знакома с ним уже довольно давно и поприветствовала его улыбкой. Из кармашка на задней стороне обложки она вытащила пожелтевшую от времени карточку, дала Пирсу ее на подпись и проштамповала дату, прежде которой книгу нужно вернуть, иначе полагается штраф.
— Спасибо, — сказал Пирс, и она кивнула, исполнив то, ради чего тут сидит.
В нескольких метрах от библиотеки, вниз по Ривер-стрит, стоит небольшое казенное здание девятнадцатого века постройки, называемое Болл-холл. В нем — просторные коридоры и высокие потолки с узорами из штампованной жести; лифт с решетчатой дверью и красивой медной пусковой ручкой; привратнику даже иногда разрешается его включать. Но большинству посетителей — как Роузи Расмуссен, например, — приходится идти вверх по лестнице; Роузи прыгала через ступеньку, хваталась за перила, задыхалась, тихо стонала в отчаянии — никогда ей не доводилось так стонать. В некоторых лакированных дверях офисов все еще стояли матовые стекла с тиснеными золотыми буквами (архитектор, дантист, топограф), а над ними — фрамуги, что до сих пор открывались и закрывались; другие же двери, в том числе Алана Баттермана, были заменены современными стальными. Его дверь Роузи распахнула рывком.
— Он здесь? — крикнула она сидевшей за столом секретарше.
Та, очевидно, не впервые, видела людей в таком состоянии: быстро встала, сняла с головы наушники и, молча подняв указательный палец — секундочку, — открыла дверь в Аланов кабинет. Он вышел прежде, чем Роузи успела подойти к двери.
— Алан, они забрали ее.
— Роузи. Что?
— Они забрали ее. Я потеряла право опекунства.
— Нет, не может быть. Нет.
— Да.
— Нет-нет. Входите, Роузи. Заходите и садитесь.
Она зашла в кабинет, но сесть не смогла. Ее ранили, а один из первых симптомов — уверенность в том, что такое никак не могло случиться, что в мире, в самом ходе событий произошла ужасная ошибка, которую надо исправить, но это невозможно; такие раны лечатся очень долго.
— Рассказывайте.
— Я пропустила суд.
— Вы не ходили? Забыли? — Даже он не смог скрыть потрясения. Руки Роузи сами вскинулись к лицу.
— Я не забыла. Я была там. Но пропустила суд. Ох, Алан.
Утром она вышла из дома в том же строгом костюме и туфлях на высоком каблуке, которые надевала на похороны Бонн; с собой она несла бумаги и бешено колотящееся сердце; ей уже стало ясно, что она сваляла дурака, полезла, куда дурак боится сделать шаг {489} , или как там говорится. Обычный для нее размашистый жест — оттолкнуть Алана и взяться за дело самой; иногда требовались годы, чтобы загладить последствия таких поступков. Ей уже не хотелось самой иметь дело с адвокатами и судьей. И чем ближе делались время и место, тем яснее это становилось.
Но она пришла, и не просто вовремя, а даже раньше, вдохнула знакомый запах мастики и раздоров в старом здании каскадийского суда и спросила пожилого мужчину в форме, сидящего за столиком, где находится назначенная комната, номер два; он ткнул большим пальцем в коридор, она почти сразу наткнулась на дверь с нужным номером и вошла.
— Господи, — воскликнул Алан. — Роузи.
Казалось, что слушание предыдущего дела затягивается. Большая комната напоминала ту, в которой они уже выясняли отношения с Майком; наверное, эти залы по всей стране одинаковые. Она юркнула в последний ряд, озираясь в поисках Майка и не находя ни его, ни толпы нанятых им юристов, которую ожидала увидеть. Может, им ведомо то, что не известно ей: приходить вовремя не имеет смысла. Она еще раз повторила про себя слова, которые скажет Сэм, если условия изменятся или даже если… Если. Сэм, иногда мамы и папы больше не живут вместе. Она прислушивалась к разбирательству, хотя ничего и не понимала; странно, что люди так живут — как Алан, как намерен жить Майк: себе урвать побольше и поменьше дать другим. Нет, неправильная мысль, мне надо бороться, надо. А еще надо пописать. И вообще, почему такая задержка?
— Это моя вина, — сказал Алан. — Это я во всем виноват.
— Нет, Алан, нет.
Слушание чужого дела наконец закончилось — кажется, ничем, просто прервалось, люди стали выходить, с интересом или без интереса взглядывая на Роузи, а она сидела неподвижно, скрестив ноги; посмотрел на нее и судья, прежде чем скрыться за боковой дверью, как актер за кулисами. Зал опустел. Роузи несколько секунд посидела в тишине, затем раскрыла свои бумаги и посмотрела еще раз, чтобы окончательно убедиться. Старик в форме, направивший ее сюда, появился в дверях и молча, озадаченно посмотрел на нее.
193 
