Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
45 
– При чем тут Эврит? – недоуменно пожал плечами Кастор, сидя рядом с Автоликом на западной трибуне и наблюдая за долговязым Ифитом и коренастым фиванцем Миртилом – те только что наложили по стреле на тетиву и теперь натягивали свои луки.
Отсюда все поле стадиона прекрасно просматривалось, и Кастор про себя отметил, что мишень стоит чуть косо; потом он снова перевел взгляд на лучников и подумал, что Ифитов лук под стать владельцу – раза в полтора длиннее лука Миртила.
И натягивал его Ифит не до груди, как привыкли фиванские стрелки, а по-варварски, до самого уха.
А еще Кастор, как истинный лаконец, подумал, что лук – оружие труса. Ну пусть не труса, но уж во всяком случае не настоящего мужчины.
– При том, что Ифита не Аполлон стрелять учил, а Эврит, – как ребенку, пояснил Автолик Кастору свою мысль. – Отец, как-никак…
На поле Автолик смотрел невнимательно и думал, что зря он сел рядом с Диоскуром.
– А-а-а, – понимающе кивнул Кастор.
Автолик покосился на безмятежное лицо Диоскура и больше до конца состязаний с ним не заговаривал.
Лук юного Ифита с негромким гудением распрямился – и стрела, свистнув в воздухе, с тупым стуком вонзилась в центр мишени. Хмурый и сосредоточенный Миртил еще некоторое время целился, после чего тоже спустил тетиву.
Центр мишени расцвел второй стрелой – и толпа зрителей на трибунах разразилась приветственными криками.
Болели за своего, за фиванца.
Миртил с усилием улыбнулся и вытер выступивший на лбу пот. Почему-то в тот момент, когда стрела сорвалась с тетивы, пожилому учителю припомнилось выражение лица приезжего ойхаллийца Эврита, когда они перед самым состязанием чуть не столкнулись у входа. Между ними еще тогда ужом проскочила эта старая сумасшедшая, карлица Галинтиада, – и Миртилу показалось, что басилей Эврит сухо кивнул нищей старухе, прежде чем проследовать на отведенное ему почетное место.
Ему, Миртилу, басилей кивнуть забыл – словно впервые видел…
Учитель Миртил с затаенной тоской оглядел беснующиеся трибуны и подумал о том, что бы завопили зрители, если бы узнали об условии, которое было поставлено Эвритом и принято им, Миртилом.
Ночью пришел в дом Миртила Эврит-ойхаллиец, и условие было ночное, темное, из тех, которые и принять нельзя, и не принять нельзя…
Ну что ж, учитель всегда приносит себя в жертву ученику – правда, не так, как потребовал этого басилей Эврит, человек с пальцами лучника и глазами змеи.
Мальчишку, в жертву которому должен был тайно принести себя проигравший сегодняшние состязания, Миртилу видно не было. Небось вертится в толпе вместе с братом… Герой. Будущий герой. Величайший герой Эллады с цыпками на босых ногах.
Учитель Миртил еще раз отер бугристый, с залысинами лоб и заставил себя сосредоточиться на мишени.
– …Эй, Пустышка, давай к нам! Отсюда лучше видно! Да здесь мы, здесь, у тебя под носом! Не туда смотришь! – оба брата от души веселились, приплясывая на высоченном каменном парапете, куда непонятно как забрались.
Пустышка – типичный разгильдяй-зевака с черствым коржиком в одной руке и флягой вина в другой – завертел головой, потом увидел мальчишек (или сделал вид, что только что увидел) и вскоре протолкался к братьям, легко вскочив на парапет.
Пожалуй, даже слишком легко… но кому было до этого дело?
Никому – поскольку на поле уже устанавливались новые мишени, существенно меньшие, чем предыдущие; и располагались они от черты, где стояли стрелки, не в пятидесяти шагах, а в полтора раза дальше.
Пустышка обнял просиявших близнецов за плечи, кивком указал им на стрелков и восторженно прицокнул языком – что не преминули собезьянничать Алкид с Ификлом.
И снова рослый юноша-ойхаллиец выстрелил навскидку, почти не целясь, безошибочно поразив мишень, и снова долго и тщательно целился Миртил, целился, спускал тетиву, и орали счастливые зрители – свой, земляк, фиванец, пока что ни в чем не уступал заезжей знаменитости. А что целился дольше – так это правилами не оговорено!.. Хоть неделю целься.
– Эй, Пустышка, ты за кого болеешь? – дернул приятеля за край хламиды взмокший от переживаний Ификл. – Я – за Миртила! – гордо добавил он, так и не дождавшись ответа, после чего без спросу отломил у Пустышки кусок коржика и принялся его жевать.
– А я – за Ифита! – тут же вмешался Алкид, взволнованно подпрыгивающий на месте и ежесекундно рискующий свалиться с парапета. – Миртил вон сколько целится, а этот долговязый раз – и точно в цель!
45 
