18

В Филаке Иолай застрял не на день, как предполагал, а на четыре.

У Лаодамии в очередной раз сорвалась беременность; жизнь жены была вне опасности, но Иолаю, утешавшему плачущую Лаодамию, пришлось окончательно смириться с тем, что у них не будет детей.

Потом к басилею Акасту по делу, связанному со спорными участками пахотной земли, приехал один из фессалийских правителей, которого звали Филоктетом, – и Иолаю понадобились сутки пьянства с этим самым Филоктетом, жадно слушавшим байки о былых походах Геракла, чтобы спор об участках решился выгодным для Филаки образом.

За последнее десятилетие Иолай успел забыть, что это значит – опаздывать.

Пришлось вспомнить.

…Разбудили его среди ночи. Наспех одевшись, он выбежал во двор – и услышал от присланного из Трахин вестника историю случившейся трагедии.

Захлебываясь, вестник поведал о том, как Деянира, не дождавшись Иолая, послала Лихаса вперед, в лагерь мужа, передав с ним праздничный хитон для принесения необходимых жертв в честь победы. Следующие два дня Деянира была хмурой и вспыльчивой, то и дело била служанок, кричала на детей и челядь, а потом и вовсе заперлась в покоях, никуда не выходя.

Наконец из лагеря Геракла, расположившегося у подножия горного кряжа Оэты, на колеснице примчался бледный как смерть гонец – не Лихас, другой, из доверенных людей Кеика.

Со слов гонца стало ясно, что великий Геракл, надев присланный хитон и став приносить жертвы, вдруг впал в безумие. Едва кровь зарезанного теленка хлынула ему на одежду – сын Зевса стал озираться по сторонам, заметался, словно в поисках выхода, отшвырнул подбежавшего к нему Лихаса (тот упал со скалы и разбился насмерть) и стал рвать на себе одежду, крича, что он смертельно ранен.

Одна из служанок Деяниры – когда гонец дошел до эпизода с хитоном – вдруг истерически завизжала и принялась кричать на весь двор, что у ее хозяйки хранился кувшинчик с кровью кентавра Несса, убитого отравленной стрелой Геракла; и, дескать, она сама видела, как Деянира, сгорая от ревности к незнакомой Иоле, натерла этой ядовитой кровью посылаемый мужу хитон – льняной, темно-коричневый, с кудряшками синих волн по подолу.

Сама же Деянира холодно выслушала обвинение, поднялась в гинекей и – никто и не подумал ее остановить – упала на хранившийся в ее сундуке меч.

Чем и подтвердила справедливость выдвинутого против нее обвинения.

– Сумасшедшие! – Иолай махнул крутившемуся рядом возбужденному Филоктету, чтобы тот велел запрягать. – Безумцы! Какая справедливость?! Если хитон был натерт ядом, убивающим при прикосновении, – то почему сама Деянира не умерла первой? Она что, в рукавицах из бычьей кожи хитон натирала?! И где вы видели кровь, которая бы не высохла за два года?!

Вскоре Иолай и увязавшийся за ним Филоктет уже неслись в сторону Оэты, у подножия которой располагался лагерь Геракла.

– Может быть, и впрямь Деянира? – задыхаясь от бившего в лицо упругого ветра, в который раз строил предположения Филоктет, поминутно хватавшийся за борта колесницы. – А что, очень даже… ревность, кровь пополам с лернейским ядом… хотя нет – что ж это, Геракл не заметил, что праздничный хитон весь в вонючей крови вымазан?! Да не гони ж ты так, Иолай, разобьемся вдребезги!

– Помолчи лучше! – бросил Иолай, прибавляя ходу.

Он уже не сомневался, что случилось.

Он уже однажды видел льняной темно-коричневый хитон с кудряшками волн по подолу.

Залитый кровью.

Только не кровью кентавра Несса и не телячьей жертвенной кровью – а живой, человеческой…

Именно в таком хитоне, который был надет на тело под доспех, умирал в Фенее, на площади под вязом, один из близнецов.

А второй, оставшийся в живых, через десять с лишним лет увидел на себе точно такую же одежду, обагренную кровью, и столпившихся вокруг воинов…

«Это конец, – думал Иолай, морщась от ветра, плетью секущего лицо. – Это конец. Вот оно, пророчество, – Геракл падет от руки мертвого. Я-то думал – Тиресий меня имеет в виду… а оказалось – не меня. Не знаю уж, от кого этот проклятый дар – уходить душой в прошлое, – но все сходится!.. Он умирает – потому что застрял в минувшем, в том дне, где уже однажды умирал! Хитон в крови, крик о том, что он смертельно ранен, отброшенный Лихас – бедный парень, ведь Геракл отшвырнул его и в тот раз, чтобы спасти… Это конец. Он умирает во второй раз».

  212