6

…Этого прихрамывающего человека в изрубленном кожаном панцире с редкими бляшками, опирающегося при ходьбе на копье с погнутым наконечником, Иолай увидел, подъезжая к знакомой излучине Алфея; где-то ниже по течению должны были сохраниться остатки той запруды, которую соорудили близнецы лет четырнадцать тому назад.^[81]

Солдат понуро брел, не глядя по сторонам, и бывший лавагет, терзаемый нехорошими предчувствиями, поспешил остановить колесницу.

– Откуда путь держишь, герой? – с напускной ленцой поинтересовался Иолай, с трудом сдерживая волнение.

Солдат остановился, некоторое время тупо смотрел на Иолая; потом суть вопроса наконец дошла до него, и солдат разлепил потрескавшиеся губы.

– Из-под Пис.

– Ты случаем не из войска великого Геракла? – Иолай выбрался из колесницы и протянул солдату бурдюк с сильно разбавленным вином.

Солдат долго и жадно пил, потом вернул Иолаю изрядно полегчавший бурдюк и, утирая рот тыльной стороной ладони, хмуро ответил:

– Случаем.

– Неужто славный Геракл потерпел поражение и его люди спасаются бегством? – наивно поднял брови Иолай.

Солдат неопределенно хмыкнул, присаживаясь у обочины.

Иолай поспешил сесть рядом.

– Мы с Гераклом так не договаривались! – после долгого молчания буркнул солдат и покосился на бурдюк, который Иолай ему немедленно вручил.

Солдат сделал еще несколько богатырских глотков – и тут его наконец прорвало.

– Не договаривались! – заорал солдат, брызжа слюной. – Не договаривались! Это не война, а божье проклятие! Сперва Молиониды эти, Авгиевы родственнички, Эреб их забери! Дерутся как демоны, не поймешь, двое их или двести… народу накрошили – ужас! Бронза не берет! Стрелы ломаются, копья отскакивают, мечи тупятся… не договаривались мы так!

– Сам видел, или как? – вкрадчиво поинтересовался Иолай.

– Видел. Издали… потому и жив остался!

– Ну и что – впрямь они сросшиеся, или врут люди?

– Врут, – отрезал солдат. – По отдельности они, но…

Он задумался, подбирая слова.

– …но дерутся, как один! Спиной они друг дружку чуют, что ли?! На вид вроде люди как люди, здоровенные, правда, – а все-таки не люди они! И двигаются по-другому, и морды страшные, и не поймешь – то ли доспехи на них, то ли чешуя рыбья… сам видел. Издали. А те, кто близко был, те уже ничего рассказать не могут!

Солдат дернулся, заозирался по сторонам.

– Не договаривались, – хрипел он себе под нос, – нет, не договаривались… ни про уродов этих, ни про богов… кто ж знал, что сами Олимпийцы за Нелея да Авгия против Геракла встанут?!.. Нет, не договаривались…

– Быть не может! – Иолай хлопнул себя по ляжкам, изображая крайнюю степень удивления. – Боги?!

А все внутри него кричало: «Может!»

Именно этого Иолай ждал в глубине души, ждал и опасался – боясь признаться в этом даже самому себе.

Боги на стороне Салмонеевых братьев.

Против Геракла.

Семья и раскаявшиеся Одержимые – против Мусорщика, видевшего их общий позор!

– Не может? Не может?! А я говорю – боги! Сам не видел, врать не стану («Солдат попался на удивление честный», – мимоходом отметил Иолай) – только их многие видели. И Арея-Эниалия, и Геру, и даже самого Аида! Понял?!

«А вот это – врут. Не верю. Не вытащит Семья Владыку из его Эреба со смертными воевать…»

Никаких теплых чувств к Аиду Иолай не испытывал, но и не мог представить себе Старшего, самолично отправившегося с оружием в руках на заготовку теней для своего царства.

– Не договаривались мы с богами воевать, – бубнил меж тем обмякший солдат. – Даже если Геракл кого-то из них ранил – нет, не договаривались! Не за тем шли…

– Геракл ранил кого-то из Олимпийцев?! – уже по-настоящему взвился Иолай.

– Ранил! – отмахнулся солдат. – Так на то он и сын Зевса, ему что человек, что бог, что чудище – все едино!.. А мы люди простые, мы с богами воевать не договаривались… мы богам – жертвы, а не нож в пузо!..

Иолай вихрем взлетел на колесницу, швырнув бурдюк в лицо растерянно моргавшему солдату, и ожег коней бичом.

Он должен был успеть.

  197