Лёгкий, ненавязчивый романчик 
84 
– Да, лорд. – По прежнему способен ходить?
Инквизитор пожал плечами. – Д-д-а, лорд. – Тогда сию минуту выпустите его, отдайте его под надзор его исполненному долга сыну, и отпустите их обоих назад домой. Армии страха и надежды бились в глазах информатора. – Спасибо, лорд. – сказал он. – Иди с миром. Ворбис следил, как один из охранников проводил человека из сада. Потом он рассеянно махнул рукой одному из высокопоставленных квизиторов. – Мы знаем, где он живет?
– Да, лорд. – Хорошо. Инквизитор замешкался. – А это… устройство, лорд?
– Ом говорил со мной. Машина, которая двигается сама собой? Это противно здравому смыслу. Где у нее мускулы? Где ее мозг?
– Да, лорд. Инквизитор, звавшийся дьяконом Кусачкой находился там, где был вчера, в месте, где он не был уверен, что хочет быть сейчас, ибо ему нравилось мучить людей. Это было простое желание, из тех, что в изобилии удовлетворялись в недрах квизиции. И он был одним из тех, кого Ворбис ужасал весьма специфически. Мучить людей потому, что это тебе нравится… это можно понять. Ворбис мучил людей просто потому, что считал, что их следует помучить, без вдохновения, с какой-то болезненной любовью. По опыту Кусачки, люди в конечном счете не выдумывают, перед эксквизитором. Конечно, таких вещей, как устройства, которые двигаются сами собой, нет и быть не может, но он сделал мысленную заметку увеличить количество стражи… – Конечно, сказал Ворбис, во время завтрашней церемонии будут беспорядки. – Лорд?
– Я располагаю… специальным знанием, сказал Ворбис. – Конечно, лорд. – Ты знаешь предел выдержке мускулов и сухожилий, дьякон Кусачка. У Кусачки сложилось мнение, что Ворбис находился где-то по ту сторону безумия. Он имел дело с обыкновенным безумием. Исходя из его опыта, на свете было великое множество безумных людей, и многие из них становились еще более безумны в тоннелях Квизиции. Но Ворбис прошел прямо через этот красный коридор и выстроил нечто вроде логической системы на другом его конце. Рациональное мышление, состоящее из безумных компонентов… – Да, лорд, сказал он. – Я знаю предел человеческой выдержке.
* * *
Была ночь, и было холодно для этого времени года. Лу-Тзе пробрался во мрак сарая, усердно подметая. Иногда он доставал из тайников своей робы тряпку и что-нибудь полировал. Он надраивал внешнюю сторону Движущейся Черепахи, низкой и угрожающей, неясно вырисовывавшейся среди теней. Он промел себе дорогу к печи, где некоторое время наблюдал. Отлив хорошего металла требует полной концентрации. Не удивительно, что боги роятся вокруг одиноких кузен. Так многое может произойти неправильно. Легкая неправильность в подборе ингредиентов, секундное замешательство… Урн, почти засыпавший на ходу, заворчал, когда его разбудил толчок и нечто было всунуто ему в руки. Это была чашка чая. Он взглянул в маленькое круглое лицо Лу-Тзе. – Ох, сказал он. – Спасибо. Большое вам спасибо. Кивок, улыбка. – Почти готово, сказал Урн, более или менее сам себе. – сейчас просто надо дать остыть. Дать остыть воистину медленно. Иначе оно кристаллизуется, видите ли. Кивок, улыбка, кивок. Это был хороший чай. – А, ладно, эта отливка не так и важна, сказал Урн, зевая. – Всего-шь рычаги управления… Лу-Тзе осторожно поддержал его и направил на сидение на куче древесного угля. Потом он подошел и некоторое время наблюдал за печью. Кусок железа светился в изложнице. Он вылил на него ведро холодной воды и посмотрел, как огромное облако пара поднялось и развеялось, потом забросил на плече свою метлу и быстро бросился прочь. Люди, для которых Лу-Тзе был лишь случайной фигурой позади очень медлительной метлы, были бы изумлены такой скоростью пробежки, особенно у человека в шесть тысяч лет, который не ест ничего, кроме нешлифованного риса и пьет только зеленый чай с брошенным туда кусочком прогорклого масла. Неподалеку от главных ворот Цитадели он перестал бежать и начал мести. Он промел до ворот, обмел сами ворота, кивнул и улыбнулся солдату, глазевшему на него, а потом додувшему, что это все – лишь слабоумный старый дворник, пополировал одну из ручек ворот, и промел себе дорогу среди пассажей и арок до огорода Бруты. Он увидел фигуру, сгорбившуюся среди тыкв. Лу-Тзе нашел коврик и пробрался обратно в огород, где Брута сидел скрючившись с мотыгой на коленях. Лу-Тзе на своем веку, который был продолжительнее, чем видывали целые цивилизации, видел много агонизирующих лиц. Лицо Бруты было наихудшим. Он обернул коврик вокруг плечей епископа. – Я не слышу его, хрипло сказал Брута. – Это может значить, что он слишком далеко. Я стараюсь так и думать. Он может быть где угодно. За многие мили!
84 
