27 
А она смотрела на него и улыбалась.
Боже, как Ты допустил?!
Вот ее губы, не переставая улыбаться, дрогнули, начали менять форму, открываться.
– Грег…
Грегори только сейчас сообразил, что уже с минуту молча смотрит на Тэсс. Надо что-нибудь сказать и уйти. Что-нибудь.
– Тэсс… Доброе утро, Тэсс. – Что я несу?! – Извини, прости меня, Тереза, бога ради прости. – Господи, помоги мне! – Я сейчас пойду одеваться в ванную, а ты оставайся здесь, спокойно одевайся и… встретимся за завтраком! – Грегори почти одним прыжком преодолел пять шагов, отделяющих его от ванной, влетел туда и захлопнул за собой дверь. Все! Он сел на кафельный пол. Его била дрожь. Зубы стучали.
Ничего не понимающая Тереза сидела на кровати Грегори и думала, обижаться ей или смеяться. В ее жизни было не так много мужчин, но все же опыт подсказывал, что подобное утро после первой любовной ночи – редкость. Оставалось определить, редкостная ли это гадость или редкостная удача. Несчастной, несмотря ни на что, Тэсс себя не ощущала и поэтому решила не обижаться. Мало ли у кого какие причуды. Если Грегори настолько стесняется своего тела, что бежит одеваться в ванную, прикрываясь скомканной футболкой, то это его право. Если они и дальше будут вместе – а они будут вместе, – Тэсс постепенно поможет ему избавиться от этого комплекса, как когда-то избавилась сама. А сейчас она просто будет любить его таким, какой он есть. И очень радоваться тому, что он есть. Ох какой же он был забавный, когда пятился к двери ванной. Эти его кроссовки с длиннющими шнурками! Смешной, милый, трогательный и какой-то беззащитный. Ни следа былой холодности и отстраненности: весь живой, настоящий, не совсем еще понятный, но близкий, ощущаемый, осязаемый – из плоти и крови.
Вот зашумела вода в ванной. Тэсс тоже не мешало бы принять душ. Но прежде чем уйти, она решила осмотреться, ведь обстановка комнаты может многое рассказать о ее владельце. По крайней мере Тэсс всегда старалась через описание интерьера ярче раскрыть личность или душевное состояние героя. Как бы она описала жилище Грегори, если бы писала о нем роман? Ведь в книге нельзя начертить план дома или педантично описать все вещи в комнате – надо выбрать всего несколько деталей: с одной стороны, позволяющих читателю представить себе место действия, а с другой – работающих на общий замысел произведения.
Итак, берлога Грегори под пристальным взглядом писателя! Как вещи характеризуют владельца? Огромную кровать под балдахином Тэсс изучила уже вдоль и поперек. Окно – широкое, с полукруглым верхом, как все окна замка. У подоконника старинный (явно наследство мистера Селти), тяжелый даже на вид, громоздкий и неуклюжий, как бегемот, стол красного дерева. А на нем – в глубоком поклоне – вполне современная белая лампа на длинной тонкой ножке. В гордом одиночестве. Значит, за этим столом он читает или пишет – в общем, проводит некоторое время, в том числе по вечерам, не зря же лампу купил. В том, что лампа приобретение Грегори, Тэсс не сомневалась, ведь не Мэри же и не мистера Селти. Белая лампа на тонком, несколько раз по желанию хозяина ломающемся стебельке – очень удобно и современно, а в сочетании со столом – печально, романтично и беззащитно. Красивая деталь. Изящная легкая лампа на грузном огромном столе – ранимая душа Грегори, скрытая за суровой неприступной внешностью, или… Или это сама Тэсс, одинокая и заброшенная в этом огромном доме-замке с множеством пустых комнат и запертых дверей, в котором живут всего четыре человека. Но ведь теперь у Тэсс есть здесь родная душа – Грегори, она не одна! Значит, и лампа не должна стоять на столе одна. Надо подставить к ней статуэтку или чернильницу. Ой, какую еще чернильницу! Ну хоть что-нибудь. В поисках чего-нибудь подходящего Тэсс оглядела комнату. Ящики стола она открывать не решилась, а на стеллажах у стены не было ни безделушек, ни фотографий. Хоть книгу надо положить. Тэсс подошла к полкам, протянула руку к толстому потрепанному тому в красном переплете, вытащила. Позолоченное название на обложке стерлось, книга старая, но ее явно недавно читали, – Тэсс увидела закладку – календарик за этот год. С фотографией лошади. Кто читал – ясно как день, а вот что? Тэсс открыла книгу – «Собор Парижской Богоматери»! На французском! С ума сойти! На чем же он остановился?
Вдруг внизу хлопнула дверь. Лестница заскрипела, предупреждая о приближении Мэри. Она шла звать хозяйку и управляющего к завтраку. Исследовательский дух мигом испарился. Вспугнутые мысли разлетелись как бабочки, трепеща крылышками. Романтическое настроение увяло и начало ронять лепестки. Тэсс и сама съежилась и поникла. Она мгновенно озябла так, что застучали зубы. Захотелось одеться, напялить на себя всю одежду, что есть в доме, закутаться, завернуться во что-нибудь – желательно в одеяло и с головой, – прикрыться, как Грегори, футболкой, залезть под стол, исчезнуть, раствориться, стать незаметной… Спрятаться было негде: под столом ее будет видно, под кровать не залезть, шторы не достают до пола, а в ванной – единственном подходящем месте – Грегори. Залезть в постель и накрыться с головой! И собрать вещи – ее платья, туфель и белья на полу нельзя не заметить от двери. Мэри уже поднялась наверх – Тэсс замерла – и постучала в комнату хозяйки. Ей не ответили. Тэсс бросилась собирать вещи. Стук повторился. Сейчас она решит, что я сплю, и пойдет к Грегори! Мэри постучала еще раз, видимо для порядка, и… Тэсс представила себе, как вот сейчас откроется дверь и она предстанет перед Мэри голая, дрожащая, в одной туфле и с ворохом одежды в руках. Ни за что! Мэри очень милая и славная, но это не повод выставлять себя дурой. Тэсс знала, что не простит ни себе, ни Мэри своего нечаянного унижения. Она отшвырнула платье, сбросила туфлю и подбежала к окну. В дверь постучали. У Тэсс дрожали руки и подгибались колени. Но она глубоко вдохнула, потом выдохнула:
27 
