48 
Наша группа все больше стремилась к интеллектуалам, это приводило нас в кафе, где в сильном запахе горелого масла уже варилось литературное, художественное и политическое будущее Испании… Двойной вермут с маслиной великолепно воплощал послевоенную сумятицу, привнося дозу еле скрытой сентиментальности, неуловимых проявлений героизма, дурной веры, элегантного канальства, кислого пищеварения и антипатриотизма. Все это было замешано на солидной и прочно установленной вражде, нацеленной пробивать себе дорогу и каждый день открывать новые нелимитированные кредитные филиалы — до первого удара пушек гражданской войны.
Я уже упоминал, что принявшая меня и признавшая своим группа ничему не могла научить меня. Я хорошо знал, что это не совсем так, что они должны научить меня одной вещи, которая осталась бы моей. Они научили меня «прожигать жизнь»…
Надо рассказать об этом подробнее. Как-то после ужина группа повела меня пить чай в элегантную достопримечательность Мадрида, «Хрустальный Дворец». Едва войдя, я все понял. Мне нужно было радикально изменить внешний вид. Мои друзья, которые проявляли по отношению ко мне больше самолюбия, чем я сам (моя огромная надменность мешала мне быть внимательным к таким вещам), пытались защитить и оправдать мой странный наряд. Они готовы были всем пожертвовать ради этого, принимали весь огонь на себя. Их оскорбляли сдержанные взгляды, брошенные исподтишка, которыми сопровождалось мое появление в элегантном чайном зале. На их яростных лицах было написано: «Ну и пусть наш друг похож на помойную крысу. Ну и что! Это самая важная персона, какую вы когда-либо видели, и при малейшей бестактности с вашей стороны мы набьем ваши физиономии».
Бунюэль, самый сильный и толстый, с вызовом оглядел зал, ища повода для драки. Ему нужна была любая зацепка. Но на этот раз ее не было. Выходя, я сказал своим телохранителям:
— Вы прекрасно защитили меня. Но я не хочу подставлять вас под удар. Завтра я оденусь, как все.
Группу взволновало это решение. Один раз приняв мой нелепый вид, они намеревались и дальше защищать его. Такого смятения среди интеллектуалов мир не видывал с того дня, когда Сократ согласился выпить цикуту в присутствии учеников. Меня пробовали переубедить, как будто, постригшись и переодевшись, я бы утратил свою личность.
Я не отменил своего решения. Ведь в глубине души я и сам был не лишен здравого смысла. Мне хотелось нравиться элегантным женщинам, которых я увидел в чайном зале. А что такое элегантная женщина? Это женщина, которая вас терпеть не может и у которой подмышками нет волос. Когда я впервые увидел нежно-голубоватую выбритую подмышку, это показалось мне шикарным и потрясающе развратным. Я решил изучить это вопрос так же «основательно», как и все остальные.
На следующий день я начал с главного — с головы. Было бы неловко отправиться прямиком к парикмахеру «Ритца», как советовали мне друзья. Сперва нужен был «оптовик», который стрижет всех подряд. Уже затем я тщательно отделаю прическу в «Ритце». Полдня я бродил по Мадриду в поисках мастера, но всякий раз застенчивость не давала мне переступить порог. Наконец, после мучительных сомнений я решился — и парикмахер набросил мне на плечи полотенце. Когда под ножницами упали первые пряди волос, я словно лишился рассудка. А вдруг и вправду существует комплекс Самсона? Я смотрел на себя в зеркало, и мне казалось, что вижу короля на троне с белым полотенцем — нет, с алой мантией на плечах. Меня охватил вдруг такой страх, что первый и последний раз в жизни я потерял веру в самого себя. Правда, на несколько минут. Мое обличье ребенка-короля показалось мне вдруг жестоким случаем биологического несовершенства, несоответствием между болезненным телосложением и ранним созреванием разума. Был ли я также слабоумен, как все остальные?
Я расплатился и отправился в «Ритц». На пороге парикмахерской я почувствовал, как развеялись мои последние опасения. Я ни о чем ни сожалел. И в «Ритце» пошел не к парикмахеру, а прямиком в бар.
— Дайте мне, пожалуйста, один коктейль, — попросил я бармена.
— Какой именно, сударь?
А я и не подозревал, что есть несколько видов, и ответил наугад:
— Любой, лишь был бы хорош!
Коктейль показался мне сперва ужасным, но уже спустя пять минут я нашел, что он неплох. Я передумал идти к парикмахеру и заказал вторую порцию. А после нее вдруг с ошеломительной ясностью понял: первый раз я прогулял занятия в Академии и нисколько не чувствовал себя виноватым. Наоборот, считал, что период прилежания завершен. Сомнений нет, я больше нс вернусь в Академию. В моей жизни появилось нечто новое.
48 
