– Тебе не кажется, что Джон Уэлс педераст?
– Джон? – Фэй изобразила удивление, пытаясь выиграть время. – Бог мой, Вард, что ты говоришь! Конечно, нет. А с чего ты взял?
– Не знаю. Мне вдруг показалось, он как-то чудно выгладит. Ты ничего не заметила сегодня вечером?
– Нет, – солгала она.
– У меня какое-то странное ощущение. – Он медленно подошел к своему шкафу, повесил пиджак и еще больше нахмурился.
Фэй похолодела. Не подозревает ли он и Лайонела? Как и сын, она совсем не была уверена, что муж переживет горькую правду. Хотя, рано или поздно, он все равно узнает. А пока Фэй твердо решила все скрывать.
– Может, предупредить Лайонела? Он, вероятно, сочтет меня сумасшедшим, но если я не ошибся, то когда-нибудь будет благодарен мне. Грег тоже находит Джона странным, особенно после того, как он отказался от стипендии.
Да, для них самый важный критерий – стипендия. Фэй было очень не по себе. Внезапно она почувствовала раздражение.
– Только из-за того, что он не хочет играть в футбол, ты считаешь его гомиком. Может, мальчика интересуют другие вещи.
– Но он никогда не бывает с девочками. – Они и Лайонела сроду не видели с девочками. Но Фэй не стала заострять на этом внимание. Пусть Вард считает, что Лай держит в секрете свои любовные похождения. Варду и в голову не приходило, что старший сын может иметь дело с мужчинами.
– По-моему, это нечестно. Все равно, что охота на ведьм.
– Я просто не хочу, чтобы Лайонел жил с каким-то проклятым педиком, не зная об этом.
– По-моему, он достаточно взрослый, чтобы разобраться.
– Может, и нет. Он поглощен этими дурацкими фильмами, и иногда мне кажется, что он полностью ушел в свой мирок.
Наконец-то он хоть что-то заметил в своем старшем сыне!
– Лай – творческая натура. – Ей хотелось переключить внимание Варда, но она и сама признавала, что сегодня Джон действительно выглядел странно, и инстинктивно чувствовала: его надо защитить. В нем было нечто, несвойственное мужчинам. А по Лаю ни о чем подобном невозможно догадаться. Джон слишком много говорил о дизайне, об интерьерах. Может, на самом деле предупредить Лайонела? – А ты видел последний фильм сына, дорогой? По-моему, очень любопытный.
Вард вздохнул и сел на кровать. В свои сорок восемь он был все еще красив и так же хорошо сложен, как его сыновья.
– Ну только между нами, Фэй. Подобное искусство не в моем вкусе.
– Да, это новая волна, дорогой.
– Я этого не понимаю.
Она улыбнулась. Вард был мастер своего дела, но с трудом воспринимал всякие новшества. Он готовил базу для ее фильмов, и его не интересовали ни новинки, ни экзотические тенденции в кино. Его просто мутило от Каннского фестиваля, и он был разочарован, что в этом году Фэй не получила награду. Он купил ей красивое кольцо с изумрудом, чтобы отметить событие – как в прежние дни, еще до 1952 года, когда все у них так резко изменилось.
– Но ты должен дать Лаю шанс, любимый.
Настанет время, и он удивит тебя, завоевав награду за свои странные фильмы. – Она в этом нисколько не сомневалась, но, похоже, Вард не разделял ее уверенности.
– Ладно. Грег не звонил? Он обещал сообщить, на какой уик-энд нас ждет.
– Нет, не звонил. И я вряд ли смогу поехать. В следующие три недели у меня встречи с автором нового сценария.
– Это точно?
– В общем-то да. А почему бы тебе не взять с собой Лайонела?
Вард неохотно согласился. Однако у него появилась прекрасная возможность поговорить с сыном, и он пригласил его зайти.
– Как ты думаешь, Лай, Джон не педераст? – с места в карьер спросил Вард.
Лайонел терпеть не мог этого слова и с трудом сдержался, чтобы не ринуться на защиту друга.
– Бог с тобой, с чего ты взял? Вард улыбнулся.
– Ты реагируешь прямо как твоя матушка. Я ее тоже об этом спросил. – Он посерьезнел. – Он чудно выглядит и без конца бубнит про свои декорации.
– Но это смешно. Разве только гомосексуалисты занимаются декорациями?
– Нет, конечно, но будь осторожнее и смотри, чтобы он к тебе не приставал. А если заметишь что-то странное, выкидывай его к чертям из дома. Ты ничем ему не обязан.
Впервые в жизни Лайонел боролся с собой – сейчас он мог ударить отца. Но сумел сохранить спокойствие и ничем не выдать себя. По дороге домой он гнал со скоростью восемьдесят миль в час. Ему хотелось убить кого-нибудь и больше всего – отца. Приехав, он изо всех сил хлопнул входной дверью, потом – дверью своей комнаты и заперся. Соседи никогда не видели его в таком состоянии и были потрясены. Джон зашел к себе, тоже заперся и через ванную, соединявшую их комнаты, торопливо вошел к Лайонелу.