очень нудно 
152 
В Тамбове француза засыпали версиями. Метеорный град с Луны пробудил дремлющие свойства местной природы. Ядовитые миазмы привели к массовым галлюцинациям. Магнетическая флюидарность позволила видеть изнанку реальности…
«Аномалия!» – сказали ученые.
«Одурмания!» – с пониманием откликнулся народ.
Пока его спутники записывали показания свидетелей, имя которым было легион, и бродили по лесу в поисках осколков Лунного Камня, Шевалье тайком заехал в Ключи.
– Что такое «Ключи»? – заинтересовался Эрстед-младший.
– Nogler, – перевел с русского на датский Эрстед-старший. – Такая деревня. Мы жили у тамошнего помещика. Я когда-нибудь расскажу тебе поподробнее, Андерс…
С хозяином Шевалье не встретился – у Павла Ивановича Гагарина случился очередной приступ. Зато удалось перекинуться словечком с его братом. Константин Иванович был любезен, но о прошлом вспоминал без воодушевления. Суета, беготня, лишние толки.
Легко ли жить в Диве по самые уши?
Более всего Константина Ивановича расстроил внезапный отъезд князя Енгалычева. Что за моветон-с? Даже попрощаться не изволил, татарин! Шевалье кивал: да, вы совершенно правы. У него перед глазами стояла даже не могила, а так, ямка, в которой они с Эрстедом наскоро погребли останки китайца. Когда выстрел прервал обряд, на полу избы обнаружился не человек, а странная чепуха. Обгорелый скелетик, уродливый череп с кулачок. Тонкие косточки то ли рук, то ли лапок, изломанные спицы-ребра…
Как выразился переводчик Познанский по другому поводу: «не мышонок, не лягушка, а неведома зверушка».
Ямку-могилу Шевалье обошел десятой дорогой. Зато посетил иную – ухоженную, под мраморным надгробием. Будучи католиком, князь Волмонтович не имел права на место среди православных могил. Гостя, однако, уважили, отправив на вечный покой рядом с кладбищенской оградой – у самых ворот, под высокими старыми ивами. Белый мрамор, зеленая трава…
И свежие цветы.
Местные крестьяне отчего-то прониклись к покойному особой симпатией. Его гибель не связывали с Дивом или нашествием «монстров». В деревнях судачили, что добрый пан-поляк порешил себя из-за любви. Будто бы пришло письмо из далекой Польши прямо в Ключи, а в том письме сказывалось, что умерла его возлюбленная, прекрасная паненка Елена. Не выдержало сердце верного рыцаря Казимира, взорвалось гранатой. Вот и видят его лунными ночами на вороном коне рядом с белокурой всадницей – Еленой-невестой. Даже песню сложили о том, как приключилась в селе страшная беда – застрелился чужой человек, бесшабашная голова.
Пришлось хоронить без пенья и ладана.
– Фольклор, – отрезала фрекен Торвен. – Белоснежка и семь подземных троллей. Призрак Храброго Портняжки. Гере Эрстед! Не смешно ли в наши дни верить в такую ерунду?
Отец и сын, не зная точно, кому задан вопрос, переглянулись.
– Народные предания по-своему поучительны, – начал старший. – Обобщение векового опыта. Есть многое на свете, друг Горацио…
– Вы слишком категоричны, Маргарет, – вздохнул младший.
– И нет уж кожи на костях, нет каски, нет колета, лишь меч в руках скелета, – замогильным голосом продекламировала девушка. – Ришелье был прав, когда предлагал не выделять средства на гуманитарное образование. Из моего последнего пансиона меня выгнали из-за блюдца – самого обычного, мейсенского фарфора. С его помощью классная дама беседовала с духами, а мне вздумалось защитить основы материализма… Вы не станете возражать, гере Эрстед, если ваш сын покажет мне отдел флористики?
Спорить никто не решился. Стуча каблуками, молодые люди отправились в долгий путь по винтовой лестнице, ведущей к подножию башни.
– Блюдце, – задумчиво повторил Андерс Эрстед. – Бедная классная дама. А ведь у Торвена еще и сын растет! Кстати, о детях… Вы видели в Ключах того ребенка, Огюст?
Шевалье вздрогнул. Мальчик трех лет от роду сидит на полу; в ручках – деревянная лошадка, крохотная, с ладонь. На стене – киот с образами. Огромные глаза Пресвятой Девы, прижимающей к груди Младенца…
Рад бы забыть, да нельзя.
– С маленьким Николя все в порядке, – преувеличенно бодро откликнулся он. – Он совершенно здоров. В развитии не отстает от сверстников. Зимой бегает в одной рубашке. Пытались надеть на него зипун, шапку – орет как резаный. Что ж, отстали. Тем паче он ни разу не простудился. Говорят, аппетит плохой. Ест очень мало – хлеб, чай, соленая рыба…
152 
