Последние отзывы

  123  

— Плохое он забудет, а хорошее будет помнить, — сказала Милдред. — Все мы такие.

— А кстати, где сейчас Хамфри? — В спешке перед несколько скоропалительным отъездом Хью как-то не уследил за передвижениями вечно занятого своими делами, никому не мешающего Хамфри.

— Он-то? В Рабате. Я не сомневаюсь, что он быстро утешился. Все мы такие.

— Гм, — сказал Хью и подозвал официанта. В баре было тепло, уютно и уже почти пусто. Большинство пассажиров, видимо, решили лечь пораньше. Ярко освещенный, красивый, комфортабельный пароход плавно скользил по черной водяной пустыне, и стук машин приятно заглушал бормотание в ушах, укутывал, как одеяло. Хорошо плыть на юг. В Грэйхеллоке, когда он там был перед отъездом, восточный ветер с утра до ночи гнал целый дождь розовых лепестков вниз, на взбухшие от дождей болота. Хорошо плыть на юг. — Еще стаканчик, Милдред?

— Пожалуй, нет. — Милдред беззастенчиво зевнула и потянулась. — Я, пожалуй, пойду. Я просила принести мне в каюту бутылку виски и молока. Может быть, зайдете ко мне перед сном? Я вас угощу виски по особому рецепту — с корицей. Чтобы лучше заснуть.

— Хорошо. Я загляну к вам минут через двадцать. Кстати, что слышно про Берил?

— Свадьба в будущем месяце. Хамфри, конечно, приедет.

Берил Финч, ко всеобщему изумлению, собралась выйти замуж за известного адвоката.

— Надеюсь, она не будет терять времени, — добавила Милдред. — До смерти хочется потомков. Бабушка из меня получится что надо.

— Признайтесь, что вы были удивлены.

— По поводу Берил? Еще как! И это мне было очень полезно. От жизни всегда нужно ждать сюрпризов.

— Мне-то уж нечего ждать, — сказал он грустно.

Милдред рассмеялась.

— Не зарекайтесь. Ну, до скорого.

Она собрала свои книжки об Индии и ушла, по дороге взъерошив Феликсу волосы. Да, она, безусловно, помолодела.

Хью ещё посидел, подумал. У него было такое чувство, что теперь все в порядке. Вернее, ещё не совсем в порядке, но достигнут какой-то рубеж, подведен какой-то итог, и осталось только не спеша расставить все по местам. А с этим пришло успокоительное ощущение, что он оправдан.

Он думал об Энн. Перед отъездом он, право же, провел в Грэйхеллоке вполне достаточно времени и сделал все, что мог, чтобы подбодрить её. Впрочем, он обнаружил, что в подбадривании она едва ли нуждается, настолько её поглощает таинственный круговорот деревенской жизни, до краев заполненной, казалось бы, сплошными мелочами. К тому же Миранда заболела краснухой, что ещё прибавило ей работы по дому, и это, пожалуй, к лучшему. Он поспел в Грэйхеллок как раз вовремя, чтобы порадоваться её триумфу на конкурсе садоводов и отметить с облегчением, но и с некоторой неловкостью, что она живет как всегда, снова с головой ушла в повседневные заботы и дни её проходят в точности как раньше, словно она и не заметила, что Рэндл уехал. Хью думал: я бы так не мог, если бы от меня ушла жена, я бы тут же на все махнул рукой, пропади оно пропадом. Ему было даже чуть-чуть обидно за Рэндла. Но для самой Энн так, несомненно, лучше, и он был рад, что может с чистой совестью оставить её одну.

Непосредственно от Рэндла вестей все не было. Из Рима он как будто уехал, кто-то видел его в Таормине, и ходили слухи, что он собирается купить там виллу. Хью не огорчался из-за сына, а только чувствовал приятную усталость, какую мог бы чувствовать человек, сумевший втайне от всех насладиться любовным свиданием. Никто не узнал. Это был его личный тайный маневр, им одним тайно осуществленное изменение мира — прекрасное, безрассудное, бесшабашное дарование Рэндлу свободы. Он выпустил сына на волю, как лесную птицу, как дикого зверя, и знал, что не пожалеет об этом, где бы тот ни рыскал и какую бы ни принес добычу. Он мог не сомневаться, что Рэндл свое возьмет. Будет он счастлив или нет, а уж пожить сумеет. А Хью теперь может скромно отойти в сторонку. Этим преступлением он сквитался с пьяными богами.

Но ведь он это сделал ради Эммы. Так ли? Эмма… Увидит ли он её ещё когда? О возможности её близкой смерти он теперь думал безропотно и спокойно, тем отдавая дань её достоинству. Пришлось от неё отступиться. Прошлого не переделаешь. Он выбрал свою жизнь, она — свою, друг для друга они поневоле стали призраками, и теперь этого не изменишь никакими насильственными действиями, никакими судорожными попытками схватить и отбросить назад годы. Эмма, отделенная от него своей мудростью, своим ведовством, своей болезнью и просто тайной всей своей жизни, подала ему достаточно ясный знак. Ему до неё не дотянуться; и в этом смирении крылась своя, пусть и пресная, отрада. Покорно опустив руки, он почувствовал что-то вроде облегчения. Ведь, в конце концов, в те далекие дни он бросил её не просто так, а по каким-то причинам.

  123