Последние отзывы

  96  

Кровь была повсюду. На линолеуме под стулом Кэвина виднелась тёмная лужа. Тонкие струйки забрызгали кухонный пол. Набор рабочих инструментов, включая электродрель «Бош» и шлифовальный станок «Блэк-энд-Деккер», вдобавок к различным заострённым ножам и отвёрткам, был разложен у ног выпрямленного тела.

— Нет… нет… Кэвин… ради бога, нет… он ничего не сделал… никакого вреда… нет… — стонал он. Отвратительный, ноющий звук, безнадёжный и нечеловеческий. Я грубо схватил его за тонкие волосы и оторвал его голову от подушки. С извращённым наслаждением я заметил, что его костлявый череп как бы опустился на дно его обвисшей кожи. Я ткнул снимок ему в лицо:

— Я подумал, что юный Кэв должен стать таким же, как папа. Поэтому, когда мне надоело трахать твою бывшую подружку, я решил кинуть малышу Кэву одну палочку через его… э… «чёрный» ход. Я подумал, если у папули ВИЧ, то у его отродья он тоже должен быть.

— Кэвин… Кэвин… — простонал он.

— К сожалению, его жопка оказалась слишком узкой для меня, и мне пришлось слегка её расширить с помощью строительной дрели. Увы, я немного увлёкся и начал сверлить дырки по всему телу. Это сразу напомнило мне тебя, Ал. Мне бы очень хотелось сказать, что всё прошло безболезненно, но я не стану лгать. По крайней мере, всё относительно быстро закончилось. Во всяком случае, быстрее, чем подыхать в кровати. Он умер через двадцать минут. Двадцать вопящих, жалобных минут. Бедняжка Кэв. Как ты сказал, Ал, эта болезнь губит безвинных.

По его щекам катились слёзы. Он без конца твердил «нет» сквозь глухие, сдавленные рыдания. Его голова дёргалась у меня в руках. Опасаясь, как бы в палату не вошла сестра, я вынул из-под него одну из подушек.

— Последнее слово малыша Кэвина было: «папа». Это было последнее слово твоего ребёнка, Ал. «Извини, приятель. Папа далеко», — вот, что я ему ответил. «Папа далеко», — я посмотрел ему прямо в глаза — сплошные зрачки, чёрная пустота страха и полного поражения.

Я опустил его голову вниз и накрыл её сверху подушкой, чтобы заглушить мерзкие стоны. Я крепко надавил на неё и прижал к ней голову: тяжело дыша, я напевал старенькую песенку «Бони Эм», переиначивая слова: «Папа, папа Класс, папа, папа Класс… какой ты пидорас, пока, папа Класс…»

Я весело пел, пока ослабевший Вентерс не перестал сопротивляться.

Прижимая подушку к его лицу, я вытащил из его шкафчика номер «Пентхауса». Ублюдок был настолько слаб, что не мог бы даже перевернуть страницу, не то что подрочить. Но его гомофобия была настолько сильна, что он, вероятно, держал этот журнал на видном месте, для того чтобы внушить окружающим нелепое представление о своей сексуальности. Даже сгнивая заживо, он прежде всего заботился о том, чтобы никто не подумал, будто он «голубой». Я положил журнал на подушку и неторопливо пролистал его, а потом потрогал пульс Вентерса. Глухо. Чувак отбросил копыта. Но что гораздо важнее — он умер в ужасных душевных муках.

Убрав подушку с трупа, я приподнял его мерзкую хлипкую голову, а потом выпустил её из рук. Я рассматривал её несколько минут. Глаза были открыты, рот тоже. Вид дурацкий — мрачная карикатура на человека. Наверно, все трупы такие. Но заметьте, Вентерс был таким всегда.

Моё жгучее презрение вскоре сменилось приступом тоски. Я не мог понять, откуда она взялась. Я отвернулся от тела. Посидев ещё пару минут, я вышел сказать сестре, что Вентерс сыграл в ящик.

На похороны Вентерса в сифилдском крематории я пришёл вместе с Фрэнсис. Она была очень взволнована, и я чувствовал себя обязанным поддержать её. Это событие могло бы побить рекорд по малочисленности присутствующих. Пришли только его мать да сестра, а также Том и несколько человек из «ВИЧ — положительно».

Священник не сумел сказать о Вентерсе ничего хорошего и, надо отдать ему должное, не стал лгать. Это было очень короткое и прелестное представление. «Алан совершил много ошибок в своей жизни», — сказал он. Никто ему не возражал. «Алан будет, как и все мы, судим Господом, который дарует ему спасение». Интересное мнение, но мне почему-то кажется, что если этот ублюдок пропишется в раю, то небесному дедуле будет с ним слишком много мороки. Если же его всё-таки туда пустят, что ж, я попытаю счастья и на том свете, премного благодарен.

На улице я остановился посмотреть на венки. У Вентерса был только один: «Алану — мама и Сильвия, с любовью». Насколько мне известно, они ни разу не проведали его в приюте. Очень мудро с их стороны. Некоторых людей легче любить, когда их нет с вами рядом. Я потряс руки Тому и остальным, а потом повёл Фрэн и Кэва есть дорогое мороженое в «Лукасе» в Масселбурге.

  96