ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Возвращение пираньи

Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... >>>>>

Жажда золота

Неплохое приключение, сами персонажи и тема. Кровожадность отрицательного героя была страшноватая. Не понравились... >>>>>

Женщина на заказ

Мрачноватая книга..наверное, из-за таких ужасных смертей и ужасных людишек. Сюжет, вроде, и приключенческий,... >>>>>

Жестокий и нежный

Конечно, из области фантастики такие знакомства. Герои неплохие, но невозможно упрямые. Хоть, и читается легко,... >>>>>

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>




  94  

Гл.29, стр.113 Но через два дня газеты объявили, что генерал Коллингтон найден мертвым на полу оружейной комнаты своего загородного дома в Лоумшир-дауне.

Начало карьеры этого знаменитого в свое время военачальника, как и конец, было отмечено трагедией. В 1846 г. в Сандхерстском военном училище Коллингтон стал инициатором выходки, из-за которой его однокашник разбился насмерть, хоть, может быть, и не наш герой развязал шнурки на башмаках жертвы. Вероятно, благодаря связям его семьи с герцогом Веллингтонским он не был исключен, а отделался выговором. В 1848 г. герцог был Лордом Главным Констебелем Англии и занимался организацией военного отпора лондонским чартистам. Он взял Коллингтона себе в помощники, но остался им недоволен. Ригби приводит в своих мемуарах слова герцога, сказанные лорду Монмуту: «Обри — храбрый и толковый солдат, но он оживляется, только когда можно убивать. К сожалению, большую часть службы проводишь в ожидании этой возможности. Его надо послать за моря, и чем дальше от Англии, тем лучше. Там и держать все время».

Герцог умер в 1852 г., но к его совету прислушались. Британские газеты захлебывались от восторга, описывая заморские победы Коллингтона, зачастую одержанные с помощью туземных войск, Джордж Огастус Сала окрестил его в «Дейли телеграф» Громо-боем Коллингтоном. Хоть его и не жаловало собственное сословие, ему оказывала почести королева — то есть его рекомендовали для оказания почестей Пальмерстон, Глад-стон и Дизраэли. Парламент, в свой черед, воздавал ему дань благодарности и назначал денежные премии, хотя временами тот или иной депутат-радикал выражал мнение, что он «умиротворяет» территории с недолжной жестокостью. Писатели большей частью его хвалили. Карлейль охарактеризовал его так:

«Он худой, устремленный ввысь человек-сосна, и хоть ветви его обломаны непогодой, он каждым дюймом своей прямоты указует в небеса, ибо укоренен в Действительности. Хорошее дерево для копья! Слова для него не более чем ветер. Нечего удивляться, что на него ополчилась вся братия вестминстерской говорильни. Стань же, копье, ланцетом, вскрой гнойные болячки парламентского пустословия, избавь тело страны от гнилостных ядов!»

Теннисон впервые увиделся с ним на публичном банкете в поддержку губернатора Эйра (Эдвард Джон Эйр (1815-1901) был в 1864 г. назначен губернатором Ямайки, в 1866 г. отозван после жестокого подавления восстания негров) и под впечатлением от встречи написал стихотворение «Орел». Хотя оно известно многим, мало кто понимает, что это романтический портрет знакомого автору человека:

ОРЕЛ

Вонзивши коготь, как багор, Стоит он, страж прибрежных гор, Вокруг — лишь синевы простор.

Глядит с заоблачных высот На пенную пустыню вод И падает, как громом бьет.

Но, бесспорно, лучшую стихотворную дань Коллингтону воздал Редьярд Киплинг, который считал, что генерал был затравлен до смерти парламентскими хулителями;

КОНЕЦ ГРОМОБОЯ

Канадскому охотнику метис уже не страшен,

И в Патагонии крестьян никто не гонит с пашен.

Купец китайский мирно считает свой барыш —

Полиция не дремлет, и с ней не пошалишь.

Кому же мы обязаны идиллией такой?

ТОМУ, КТО НА ПОЛУЛЕЖИТ С ПРОБИТОЙ ГОЛОВОЙ.

В парламенте раздолье для плута и глупца,

Там радикал— сентиментал поносит храбреца,

Там правит тряпка «реалист», что действия боится,

А тот, кто дело делает, — «ах, преступил границы».

Да, кто-то дело делает — одним мы рукоплещем,

Как Китченеру, на других, как Коллингтон, — клевещем.

Пусть радуются радикал и «реалист» гнилой —

ЛЕЖИТ НЕДВИЖЕН КОЛЛИНГТОН С ПРОБИТОЙ ГОЛОВОЙ.

Немало мест на свете есть, где бритт как дома ныне,

Но где вчера кочевник злой лишь крался по пустыне.

Туземец мирный сеет, жнет, спускается в забой —

Собратьям его диким дал острастку Громобой.

За нас крушил их Громобой — нам вопли режут слух.

Огнем палил их Громобой — претит нам гари дух.

За нас лупил их Громобой — нас пробирает дрожь.

За нас рубил их Громобой — пустились мы в скулеж.

Как обожает домосед покой, пристойность, меру!

Датчан он Дрейку предпочтет, а буйных негров — Эйру.

Плывут на родину суда с зерном, скотом, рудой…

СЭР ОБРИ НА ПОЛУЛЕЖИТ С ПРОБИТОЙ ГОЛОВОЙ.

После подобного панегирика будет только справедливо, если мы приведем два менее лестных косвенных упоминания о Коллингтоне. В 1846 г., когда Диккенс писал роман «Домби и сын», стало известно о роковой выходке Коллингтона в Сандхерсте. Отсюда — разговор на набережной в Брайтоне, где майор Бэгсток спрашивает Домби, пошлет ли он сына в школу.

  94