Глава 9

Май 1864 года

– Вы помните Томми Маккоя?

Дора сидела на крыльце своего фермерского дома и осторожно разрезала несколько последних штук семенного картофеля так, чтобы каждый кусочек имел хотя бы один глазок. Она рассеянно кивнула в ответ.

– В прошлом месяце его арестовал отряд федеральных войск по обвинению в помощи южанам. Еще одно несчастье свалилось на его бедную семью. Просто ума не приложу, почему бедняга Томми все время попадает в переделки. У нас здесь каждый сочувствует южанам.

Джексон при этом что-то, явно сомневаясь, проворчал, покачивая головой.

– Вы притворяетесь только, что ничего не знаете. Джо Митчелл и Чарли уже давно на ножах с Маккоями. Аккурат с тех пор, как папаша Томми обозвал их пьяными ослами и прогнал со своего надела, еще до войны это было. Они к тому же еще обхаживали сестру Томми. И все еще с тех пор пытаются.

Дора нетерпеливо посмотрела на Джексона:

– Ну и что?

Черное лицо словно разрезала пополам белоснежная улыбка. Джексона рассмешила резкость ее тона.

– Вы, честное слово, такая раздражительная стали. Видно, жизнь в Большом доме несладкая.

– У Эми режутся зубки. Опять сестра Харриет день и ночь жалуется, что ее грабят. Сбежали еще два работника, и с их женами нет никакого сладу, ничего не хотят делать. Говорят, что жены солдат тоже свободны, так что, наверное они тоже сбегут. Не знаю, правда ли, что они говорят, но им это все равно. Я пыталась уговорить Джози платить им за работу, но она посмотрела на меня так, словно я предлагаю поджечь дом. А брат Карлсон так все время злится с тех пор, как Чарли примкнул к мятежникам, что легче обойти его за милю, чем заговорить с ним.

Джексон вывалил корзину с картофелем в мешок, который приготовился нести в поле.

– Если хотите сюда приехать насовсем, скажите только слово. Я смогу жить в амбаре. Сам подумываю, как бы сбежать в армию, чтобы уж разорвать эти цепи раз и навсегда.

Дора метнула на него гневный взгляд:

– И думать об этом не смей! Что хорошего в свободе, если ты мерзнешь и голодаешь?

Лицо его приняло упрямое выражение.

– Но я смог бы жениться на Лизе, и если слухи верные, то она тоже будет свободна.

Дора вздохнула и кинула последний ломтик картофеля в корзину.

– Сначала убедись, что все правильно. Федералы так же способны врать, как все остальные люди. А к чему ты мне рассказал о Томми Маккое?

– Он мертв. Федералы его расстреляли.

Дора вздрогнула и тревожно посмотрела на негра:

– Но он же не солдат. Как это могло случиться?

– Прошлой ночью конфедераты-партизаны напали на склад зерна. Томми только-только отпустили под честное слово, что он больше не станет воевать. Но федералы его опять схватили, с ним еще несколько человек, и расстреляли на месте как изменников. Генерал уже сыт по горло этими играми «поймай меня, если сможешь», в которые играют проклятые мятежники. Мы же считаемся сторонниками Союза штатов, а не противниками. И он чертовски хорошо знает, что с глубокого Юга сюда мятежники не примчатся, чтобы ограбить склад.

Дора пошевелила затекшими пальцами и взглянула на кружевной бордюр цветущего кустарника, окаймлявшего двор. Небо такое синее, что больно смотреть. Теплое дыхание весны овевало ей шею. Она чувствовала, как земля возрождается к новой жизни. На кустах роз налились бутоны, вот-вот раскроются, ирисы устремляли свои стрелы в небесную высь, буйно зацветала жимолость. И вот в таком прекрасном Божьем мире люди поливают землю кровью таких же людей, как они сами.

К глазам почему-то подступили непрошеные слезы, и Дора затрясла головой, чтобы не расплакаться. Уныние одолевало ее последнюю неделю-две. Дора испытывала безотчетный страх, ее давило непонятное бремя. Нет, сердце у нее болит не только от детского плача и жалоб старухи Николлз. А болело оно, Бог знает, по какой глупой причине. Пэйс писал редко, нерегулярно и никогда – ей. И думать, что между ними существуют какие-то особенные узы, все равно, что верить в сказки об ангелах и феях. Наверное, надо поговорить с врачом и начать пить укрепляющий настой от весенней немочи. И, что вернее всего, надо бросить читать газеты. С первого мая борьба на обоих фронтах достигла небывалой жестокости. И у нее все холодело внутри при мысли, что так сражаются люди, которых она знает.

  41