ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Возвращение пираньи

Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... >>>>>

Жажда золота

Неплохое приключение, сами персонажи и тема. Кровожадность отрицательного героя была страшноватая. Не понравились... >>>>>

Женщина на заказ

Мрачноватая книга..наверное, из-за таких ужасных смертей и ужасных людишек. Сюжет, вроде, и приключенческий,... >>>>>

Жестокий и нежный

Конечно, из области фантастики такие знакомства. Герои неплохие, но невозможно упрямые. Хоть, и читается легко,... >>>>>

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>




  90  

Я не знаю, что чувствует полицейский при поимке преступника. Мне же казалось, что мы, подобно дикарям, с помощью оглушительных трещоток, загоняем добычу в сеть. Как это ни парадоксально, но блистательный интеллект доктора Сарториуса в моих глазах превратил его в дикого зверя, в неразумный продукт работы слепой природы. Но Донн, казалось, уже и думать забыл о Сарториусе. Капитан ни разу не вспомнил об утреннем деле. Он был уже твердо уверен, что знал, куда Симмонс увез умирающего Огастаса Пембертона.

— Даже у этих тварей бывают чувства… Конечно, это всего-навсего пародия на чувства нормальных людей, но именно они делают таких преступников похожими на нас. Только их сантименты напоминают нам о происхождении подонков, — утверждал Донн.

Меня же в это время снедали мрачные предчувствия. Побывав в водонапорной башне, я страшно горевал об участи Мартина Пембертона… Он был очарован доктором Сарториусом, он преисполнился благоговением перед злодеем, который, несмотря на это, отверг Мартина. Мало того, Сарториус обрек молодого человека на медленную смерть от голода в темноте и одиночестве… И Мартин снес все безропотно, как справедливую кару, как наказание за строптивость и непослушание, в которых он винил только себя. Я полагал, что вряд ли ошибусь, если буду считать его состояние затянувшимся потрясением, вызвавшим у него глубокий и длительный шок.

Теперь, ближе к вечеру, дождь перестал, но небо по-прежнему было обложено тучами, которые, казалось, вместе с паровозом двигались вверх по Гудзону. Доехав до Тарритауна, мы пересели на паром и добрались до Снидденс-лендинг, где наняли экипаж — открытую двуколку — и поехали по обсаженной деревьями дороге в направлении Рейвенвуда. Вначале путь наш пролегал по холмам, а потом вдоль обрывистого западного берега реки. В этом месте Гудзон — широкий, мощный, серебристый поток… Глядя на юг, где река струилась между высокими обрывистыми берегами, и оглядываясь на взбаламученные черные тучи, наступавшие со стороны Манхэттена, я, как это ни странно, думал не о том, что мы приближаемся к поместью Огастаса Пембертона. Я думал о Твиде. Мне казалось, что именно этим путем должна была распространиться его власть на всю нацию.

Мы свернули с наезженного тракта на посыпанную гравием дорожку, ведущую в Рейвенвуд. По этой дорожке примерно четверть мили мы ехали по густому лесу, который в этот пасмурный день казался особенно темным и мрачным. Было такое впечатление, что мы приехали в какую-то унылую страшную сказочную пещеру… Мы миновали стоявшие в чаще темные слепые домики и по развернувшейся широкой дугой дороге подъехали к исполинской ограде. Миновав ее, наша повозка уперлась в ступени, ведущие в глубь портика. Лошади остановились, их копыта больше не стучали по гравию, колеса двуколки не скрипели и не скрежетали, наступила тишина, которая особенно четко подчеркивала зловещее безмолвие итальянского особняка Огастаса Пембертона. Дом был не освещен. Все окна забраны глухими ставнями. Пешеходная дорожка, ведущая к реке, заросла сгибающейся под собственной тяжестью травой. Было уже темно, и тусклый сумеречный свет не позволял рассмотреть подробных деталей фасада и подъезда… Было видно лишь, насколько громаден дом и как величественен подъезд и, пока, сидя в экипаже, мы начинали понимать, что вовсе не спешим приблизиться к дому, — настолько подавляет вид торжествующего богатства этого имения.

Я представил себе, как в этом помпезном доме жили Сара Пембертон и Ноа. Перед моим мысленным взором их силуэты появлялись в ярко освещенных окнах дворца.

Возможно, Донн думал сейчас о том же. Я не мог исключить, что его рвение в расследовании этого дела не было связано с его заинтересованностью в Саре Пембертон. Из грязного и порочного дела у них возник своеобразный роман… и в этом, на мой взгляд, проявился их неустрашимый дух. Это было человеческое, в полном смысле слова, сопротивление самой темной дьявольщине, путь, каким могут объединить свою силу два человека, соединив прочными узами свои души и свои чувства. Хотя я уверен, что эти двое не высказывали своих чувств, а если и высказывали, то не употребляли при этом громких слов и не клялись друг другу в любви до гроба. Это было безмолвное чувство.

Между тем Донн встряхнулся, вылез из экипажа и нетерпеливо начал прохаживаться по крыльцу. Я слышал, как он попытался открыть парадную дверь. Слышал его шаги. Время шло, на улице стремительно темнело. Я тоже покинул нашу повозку и двинулся по направлению к реке, пытаясь оглядеть спуск к воде, которая широкой светлой полоской выделялась на фоне темного неба. В этот миг мне показалось, что я разглядел нечто, находившееся в траве недалеко от нижней части спуска.

  90