Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
48 
— Сложите оружие немедленно.
Когда Луис Даоис выходит во двор взглянуть, что происходит, вконец обескураженный французский капитан со своей командой уже сдался Веларде, а волонтеры вошли внутрь. Даоису, как старшему в чине, остается только отдать подобающие случаю распоряжения: ружья — в пирамиду, капитану и его субалтернам — отвести приличное помещение и обращаться с ними со всей учтивостью, а семьдесят пять солдат — разместить в другом крыле здания, как можно дальше от ворот, и приставить охрану из шести волонтеров. Потом он уводит за собой Веларде и, запершись с ним в знаменном зале, устраивает ему настоящую головомойку:
— Не сметь тут распоряжаться без спросу! Чтобы это было в последний раз! Понятно?
— Но обстоятельства…
— К дьяволу твои обстоятельства! Когда ты, черт тебя возьми, уразумеешь — это не игрушки!
Как ни взбудоражен Веларде, он извиняется вполне искренне и говорит примирительно — ибо питает к своему другу глубочайшее уважение.
— Ну прости, прости меня, Луис… Я хотел только…
— Мне отлично известно, чего ты хотел! Но пойми же ты наконец — ничего нельзя сделать! Ничего решительно! Когда ж ты это в толк возьмешь?
— Но весь город восстал!
— Какой там «весь город»?! Горстка безумцев! Они обречены заранее. Ты хочешь вывести против лучшей в мире армии кучку обывателей с допотопными пищалями? Не сошел ли ты с ума? Приказ полковника Наварро читал? — Даоис, достав из-за отворота мундира бумагу, тычет в нее пальцем. — Видал? «…Воспрещается предпринимать какие-либо самочинные действия, которые могут быть расценены представителями французской армии как враждебные, а равно также присоединяться к манифестациям гражданского населения».
— По тому, как идут дела, приказы ничего больше не стоят.
— Приказ всегда приказ! — Даоис возвышает голос и одновременно сам привстает на носки, пытаясь сделаться выше ростом. — И те, которые я отдам сегодня, — тоже!
Веларде эти слова не убеждают — и не убедят никогда. Он грызет ногти, яростно вертит головой. Напоминает другу: они ведь договорились насчет выступления артиллеристов.
— Несколько дней назад было решено, Луис… И ты согласился. А сейчас положение…
— Положение таково, что ничего невозможно сделать, — обрывает его Даоис.
— Надо приступить к выполнению плана.
— План давно пошел псу под хвост. Приказ капитан-генерала для тебя, для меня и еще для нескольких был как нож в сердце, а для людей нерешительных и трусливых — отличной отговоркой… Пойми, у нас недостаточно сил для восстания.
Веларде, не считая, что в этом споре потерпел поражение, подводит Даоиса к окну, показывает, как на плацу волонтеры обнимаются с артиллеристами.
— Я привел тебе почти сорок солдат. И ты знаешь, какая толпа горожан стоит за воротами, надеясь получить оружие. А здесь — наши надежные товарищи: Хуанито Консуль, Хосе Дальп и Пепе Кордоба. Если мы вооружим народ…
— Выбрось ты это из головы, Педро! Забудь раз и навсегда. Нас оставили одних, понимаешь? Бросили на произвол судьбы. И мы пропали. Ничего нельзя сделать.
— Но в Мадриде идут настоящие уличные бои!
— Идти им недолго. Без армии горожане обречены. Армия же не выйдет из казарм.
— Надо подать пример, и нас поддержат остальные!
— Пожалуйста, не говори глупости.
И, оставив Веларде бормотать бесполезные доводы, Даоис с непокрытой головой, заложив руки за спину, спускается во двор, начинает расхаживать по нему взад и вперед, приковывая к себе все взоры. С наружной стороны тяжелых запертых ворот, из-под кирпичной, крытой железом арки по-прежнему доносятся крики «Ура Испании!», «Многая лета королю Фернандо!», «Слава нашей доблестной артиллерии!», «Смерть французским собакам!» и чуть приглушенный расстоянием, но все равно перекрывающий голоса грохот ружейной пальбы. И каждый выкрик, каждый выстрел разрывает сердце Луису Даоису, переживающему горчайшие минуты своей жизни.
* * *
А покуда капитан Даоис ведет во дворе артиллерийского парка переговоры со своей совестью, на другом конце города, у южных его застав, у Хоакина Фернандеса де Кордобы, маркиза де Мальпики и его соратников пересыхает во рту при виде того, как к Толедским воротам поднимается французская конница. Несколько позже, когда будут подведены итоги этого дня, станет доподлинно известно, что из казарм в Карабанчелес бригадный генерал Риго вывел девятьсот двадцать шесть сабель — два кирасирских полка: они-то сейчас и идут на рысях по прямым, тянущимся на север до самого Мансанареса аллеям, чтобы затем, поднявшись по улице Толедо, выйти на площадь Себада и Пласа-Майор.
48 
