очень нудно 
8 
Невзирая на эти досадные мелочи, четвертого декабря работы по устройству приюта были окончены, и семнадцатого января в поселок явилась сама Медицина, белая и стерильная, в виде каравана из четырнадцати повозок, заполненных всевозможными склянками, ящиками и сундуками с отварами, бальзамами и микстурами. Жители выходили встречать этот караван, полагая, что снова явились бродячие артисты. Самые недалекие в голос требовали исполнения вальсов и певческих состязаний. Восемнадцатого января доктор Перрье и его сотрудники вступили во владение Приютом для бедняков и душевнобольных в ожидании прибытия больных с другой стороны океана. Но пациенты так и не объявились. Никто не знает, что с ними приключилось. И все-таки больница уже существовала, и следовало как-то использовать готовое здание. А поскольку в Кинта-дель-Медио бедняками являлись почти все и не было недугов, которые не исцелялись бы с помощью липового листа, пластырей, тазиков горячей воды с горчицей — для ног или с лавровым листом — для седалища, Медицина вскорости взяла на себя труд завезти в поселок самые модные европейские болезни. Так, например, золотуха считалась болезнью бедняков, пока ее не подхватил сам маркиз де Шовиньон. И теперь любой нищеброд мог указать на коричневые пятна у себя на шее, словно на дворянскую грамоту. «У меня золотуха», — произносили дамы из благотворительного общества и спешили похвастать загноившимися глазами и сухой коркой на ногтях, с тех пор как заболела сама Ампарито де Альвеар. Некоторые даже симулировали симптомы болезни с помощью йодной настойки.
В тот день, когда священник и доктор Перрье обменялись рукопожатием, как будто бы скрестились два остро наточенных меча, высекая искру, которой было суждено пробудить к жизни адское пламя.
III
Приют располагался на месте бывшего монастыря по соседству с церковью, их разделяла всего лишь одна стена. Священник и вновь прибывший доктор Перрье взглянули друг на друга с наигранной любезностью. По правде говоря, это вынужденное соседство представлялось отцу Торибьо де Альмаде чуть ли не кровосмешением: он больше не чувствовал себя уютно в своем маленьком раю в тени церковного дворика — отныне за ним надзирало око ненавистного доктора.
Доктор Перрье самим своим видом внушал уважение; это был человек учтивый, сдержанный, но его суровый пронзительный взгляд не всякий мог вынести спокойно. Перрье родился в Марселе, был учеником маркиза Шастне де Пюисегюра и аббата Фариа, которые открыли ему непостижимые тайны Животного магнетизма. У Пинеля он обучался Моральному исцелению, которое могло вернуть на истинный путь разума заблудшие души; целительные средства этого метода простирались от доброго увещевания до применения колодок или, если потребуется, самой гуманной порки. Перрье являлся также автором памятного трактата по физиономопатологии, посвященного душевным болезням, который, не придумав ничего более необычного, доктор так и озаглавил: «Трактат о физиономопатологии, посвященный душевным болезням». В книге описывалось искусство определять по чертам лица свойства характера пациента и патологические отклонения от нормы. Однако после одного неприятного происшествия в Лионе доктор Перрье навсегда оставил эту область науки. В то время Перрье работал в главной городской больнице, и к нему в кабинет доставили юношу, который с потерянным видом бродил по улицам Лиона. Доктор подверг юношу детальному осмотру и принял решение оставить его в больнице. Диагноз был таков:
«Пациент — юноша двенадцати-тринадцати лет. Исследование черт его лица неопровержимо указывает на тяжелую степень идиотизма, характерного для монголоидной расы. Глаза у пациента раскосые, скулы непропорционально широки, мочки ушей слишком длинны: типичное „ухо Будды“, описанное в „Трактате о физиономопатологии“. Когда к пациенту обращаются с вопросами, он беспричинно улыбается, произносит непонятные фразы и при этом перегибается в пояснице — такое движение больше всего напоминает известный „рефлекс вежливости“, типичное проявление идиотии».
Истина состояла в том, что этот безусловный, по мнению доктора Перрье, идиот оказался сыном японского посла. Этот достойный сожаления эпизод поставил под удар дипломатические отношения между Японией и Францией, а доктору было любезно предложено покинуть больницу. От стыда бедняга был готов провалиться сквозь землю. Эта формулировка в какой-то мере себя оправдала, когда доктору против своей воли пришлось отправляться на край света.
8 
