Последние отзывы

  20  

По существовавшим правилам, диплом мог получить только тот, кто без промаха убивал подряд десять китов. Животных выбирал не экзаменуемый, а экзаменатор.

Первый раз они охотились невдалеке от земли принцессы Рагнхильды. Экзаменатор подбирал для Хаугли пуганых китов, к ним просто не подойдешь. Но Сигге за три дня ухлопал шестерых, ни одного не упустил. Четвертый день выдался холодным. В тумане китобоец набрел на стада финвалов. Бочкарь заорал: «Вижу конунга… на спине два плавника!»

Норвежские китобои верят в то, что китовые стада имеют своих предводителей. У этих вожаков, в отличие от простых китов, на спине не один плавник, а два. Хаугли показалось, что впереди действительно плывет такой конунг: в волнах показывалась темная спина и два плавника.

Экзаменатор приказал Сигге взять конунга на прицел и пообещал: «Если удастся ухлопать вожака, то получишь диплом с отличием».

Затаив дыхание, Хаугли прицелился и выстрелил. Он видел, как гарпун вонзился чуть ниже плавника, потом случилось уму непостижимое: второй плавник вдруг отделился и стал двигаться в сторону. Оказывается, это был не предводитель стада, а крупная самка, плывшая бок о бок с китенышем. Граната взорвалась рядом с ее сердцем. Китиха забилась и перевернулась брюхом вверх. Из ее сосков струями выбивалось молоко…

В этом месте Ула Ростад отвлекся от перевода и пояснил:

— Китята на воде не могут сосать матерей подобно телятам на суше, потому что у них нет мягких губ. Когда китенок проголодается, он складывает язык трубочкой и так обхватывает им сосок матери; чтобы соленая вода не попала ему в рот. Больше ничего не надо делать малышу, мать сама впрыскивает молоко в пасть.

Раненой самке, видимо, померещилось, что она кормит китенка. Мышцы ее конвульсивно сжимались, и струйки молока расплывались в воде. Для китобоя нет более постыдного поступка, чем убийство кормящей матери. Спексиндер сильно расстроился и закричал: «Где у тебя были глаза? Разве трудно отличить одного фин-вала от двух?»

Осиротевший глупыш вертелся около матери и носом тыкался в складки ее брюха, залитые молоком. На него без жалости невозможно было глядеть. Экзаменатор обозлился и заорал: «Сигге, дьявол тебя раздери, не стой пнем, доканчивай сосунка! Все равно пропадет без матери».

Боцман зарядил пушку, а Сигге вновь приник к прицелу. Руки у него дрожали. Выстрел получился неточным: гарпун пролетел мимо малыша, хлестнув его лишь линем. Но линь хлестнул так, что на спине китенка треснула кожа и остался белый след.

«Вон с гарпунерской площадки! — заорал на Сигге спексиндер. — Тебе коров доить, а не за китами охотиться».

Так на восьмом финвале на сосунке-несмышленыше был сорван экзамен.

Сигге не вернулся весной на родину, ему было стыдно без диплома показаться на глаза Ригмур и ее деду. Он остался в Кейптауне, работал грузчиком в порту. На другой год ему вновь не посчастливилось: восьмым китом оказался быстрый и увертливый сейвал. Сигге гонялся за ним больше четырех часов. Уже начало темнеть, поднялась волна, когда он настиг его. Гарпун, правда, нашел цель, но угодил в такое место спины, что удар получился скользящий… Сейвал ушел, а с ним ушла и надежда стать гарпунером. Спексиндер посочувствовал, но экзамен прервал: «Начнешь с первого кита в будущем сезоне».

Сигге с горя запил. Опомнился он, лишь когда остался в рваной рабочей одежде и не смог купить кружки пива. Пришлось продаться вербовщику и пойти в чистильщики жи-ротопенных котлов на острова. На эту работу охотников немного, так как для выскребывания граксы и накипи надо забираться в горячий котел. От жары и острого пара лица у чистильщиков делаются бледными, как у покойников.

Заработав на теплую одежду и обувь, Хаугли в третий раз отправился с экзаменатором в море. И опять срезался на восьмом ките. Последним был кашалот. О фатальном невезении стало известно даже на британских китобойцах. Остряки дали Хаугли громкую кличку «Сигге Эйт» — Сигге Восьмой. Точно он был королем после Хакона Седьмого. Кличка прилипла к Хаугли крепче котельной накипи. Даже негритянские мальчишки на улице кричат: «Сигге Эйт»!

— По-моему, с тех пор он и свихнулся, — уже от себя негромко добавил Ула Востад. — Я помню, как он ходил по Кейптауну ободранным и просил забрать его в Норвегию…

— Да, чельд возми, можно было думать, что я вывихнул мозги, — вдруг по-русски заговорил Хаугли. — А мои товарищи рады были затаскивать меня в лунатик эсайлэнс… в дом лишенных ума, в ментэл хоум.

  20