очень нудно 
11 
Мы попали в зону штилевой погоды. Порой казалось, что перед нами не зеленоватые воды океана, а расплавленное бутылочное стекло, поверхность которого затянута неразрывной пленкой. Только форштевни наших судов с едва слышным звоном резали ее, отваливая в стороны лоснящиеся пласты.
Яркий тропический день угасал мгновенно. Смена красок на небосклоне продолжалась всего лишь несколько минут, сразу все заволакивала бархатистая тьма.
Вечером рассекаемая форштевнем вода вдруг загоралась нежно-голубым пламенем и вихревым, искрящимся потоком уходила за корму, где, крутясь, разливалась длинной молочной полосой.
В душных каютах и кубриках невозможно было заснуть. Мы вытаскивали матрацы, расстилали их на верхней палубе и, не укрываясь даже простынями, наслаждались ночной прохладой.
Над нами уже сверкали звезды южного полушария. Лежа, мы глядели на них и угадывали их названия:
— Вот, конечно, Южный Треугольник. Там Центавр… Ворон, Дева, Чаша… А это Южный Крест. Вот он какой!
Почему-то представлялось, что Южный Крест светится по-иному и главенствует в ночном небе, а он прост: обычный ромб, скромное сочетание из неярких звезд. Здравствуй, незнакомец! Сколько о тебе поэты писали стихов! Может, и я что-нибудь сочиню, только указывай нам верный путь.
Для штурманов такие поиски полезны. Нам надо быстро и безошибочно находить ночные светила.
Здесь же, на палубе, шла «травля»: рассказывались всякие забавные истории. Некоторые «травили» столь вдохновенно, что невольно брало удивление: откуда такое могло прийти в голову? А между тем явная небылица начинала казаться правдой.
Говорят, что многие люди обретают характер еще в детстве или юношеском возрасте и потом почти не меняются до старости. Какой возраст больше всего повлиял на человека, нетрудно определить по его повадкам и увлечениям. Если с этой точки зрения пришлось бы рассматривать характер нашего старшего механика Гурия Трушко, то стало бы ясно, что он не может выйти из возраста любознательного мальчишки, влюбленного в технику. Гурия Никитича соблазняла всякая техническая новинка, он готов был копаться в механизмах с утра до вечера. Кроме того, он никогда не терял вкуса к мальчишеским проделкам и мистификациям, хотя ему уже давно перевалило за тридцать пять.
Лежа вот так на палубе, он вдруг рассказал, как долго ухаживал за своей Людмилой и не мог определить: годится она ему в жены или нет.
— Служил я тогда в управлении Балтийского пароходства. Бывало, специально минут на пять раньше заканчивал работу и ждал ее у гардеробной. Но как только замечу Людмилу — давай с озабоченным видом на часы смотреть. Она, конечно, спрашивает: «Опять, Гурушка, торопишься?» — «Да, отвечаю, занят, некогда». — «Подожди, — просит она, — я с тобой хоть на улицу выйду».
Бывало, жду, жду Людмилу, а она нарочно не спеша боты надевает, шарфик брошкой закалывает, волосы у зеркала под шапочку заправляет. Другой бы взял пальто и подал ей, а я — никогда! Стыдно раболепствовать перед девчонкой. Стою как дубина, курю и, злясь, думаю: «Нет, такая копуха не по мне».
Выходим на улицу. У Людмилы, оказывается, за эти же минуты и обо мне сложилось не очень лестное мнение. «Рохля ты, — говорит она, — даже пальто подать не способен. Какая девушка такого невнимательного полюбит? Одна я терплю».
Шагаем мы рядом и упреками друг друга потчуем. А если я замолчу, Людмила знает, чем пронять. «Ну и человечище, говорит, ласкового слова сказать не умеет! С тобой зачахнешь, со скуки помрешь». — «А если думаешь, что ты своими разговорами меня радуешь, то ошибаешься», — отбиваюсь я.
Однажды Люда просит: «Достал бы ты билеты на спектакль или в оперу». — «Не люблю я с вашей сестрой по театрам ходить, отвечаю, возни много: программу купи, в буфете в очереди постой, в перерывах прогуливайся, пальто подай и домой проводи. Сплошная морока».
«А как же ты будешь с женой?» — спрашивает. «Жена совсем другое дело, говорю, ее провожать далеко не надо — в один дом идешь». Тогда Люда возьми и, смеясь, посоветуй: «А почему бы тебе на мне не жениться? Вся-проблема решена будет».
Так невзначай мы и объяснились, — закончил Трушко. — А теперь живем душа в душу.
* * *
Когда флотилия пересекала тропик Рака, то по давней морской традиции нам стали выдавать по триста граммов сухого вина для возбуждения аппетита и утоления жажды. Уле Ро-стаду этого пайка не хватало, он добавлял из своих запасов, поэтому всегда был немного «на взводе». Наши рассказы, видно, растравили его. Выпив как-то рюмку коньяку, Ула Ростад вышел на палубу, сел на вынесенный Эриком складной табурет, раскурил трубку и принялся вспоминать свое детство и молодость.
11 
