Последние отзывы

  231  

Наградой ему за это были долгие дружные аплодисменты. Уставший, с мокрой от волнения шеей под тесноватым воротником, он собрал листы доклада, ушел на место, сел и вытащил носовой платок. Лаврентьев объявил перерыв, подходили товарищи, поздравляли с хорошим докладом, пожимали руки. Но Василий Антонович был еще целиком в докладе и не сразу стал замечать, что происходило вокруг.

После перерыва сделала доклад ревизионная комиссия, и начались прения. На трибуну выходили секретари райкомов, председатели колхозов, секретари заводских парткомов, директора, передовики рабочие и передовики колхозники, научные работники, работники искусств. Из их выступлений, как из пестрых, цветных камешков, по канве сделанного Василией Антоновичем доклада, складывалась большая мозаичная картина многообразной жизни области. Одни просто иллюстрировали что-то, высказанное в докладе, другие развивали, третьи поправляли и даже совсем опровергали.

Когда звучала критика по адресу обкома или, в частности, по отчетному докладу, Василий Антонович делал пометки в большом, раскрытом перед ним на столе блокноте. Особенно неприятным было для него выступление секретаря партийного комитета из Заборовья — Лисицына. Спокойно, вежливо, доказательно Лисицын говорил о том, что обком ничего не предпринял против набегов соседей на колхозы района, граничащего с Высокогорской областью.

— Мы писали в обком, просили принять меры. Меры принимались половинчатые. Не было у об-кома в этом вопросе принципиальности. От нас тащили скот, от нас тащили корма. Потащили потом и продукты. Нас уверяли, что это помощь соседу. А это было форменное попустительство, И привело оно к тому, что сейчас история повторяется. У них недород. Снова едут к нам за кормами. Еще только осень, товарищи! Что же будет зимой? Что весной начнется?

Лисицын не знал всех тонкостей и сложностей дела. Да они, эти тонкости, ему были и ни к чему. Он заботился о своем колхозе, и был совершенно прав. Ответить ему в заключительном слове будет отнюдь не легко. На днях Василий Антонович звонил Артамонову, справлялся, сообщил ли Артамонов о том, о чем условились, в ЦК. Да, да, ответил сосед, обком готовит такую записку: вот-вот будет закончена. Не говорить же об этом тут, на конференции. Обещания Артамонова имеют значение лишь для него, для Василия Антоновича, но для Лисицына, для других делегатов никакой реальной ценности они не представляют.

Первый день конференции закончился вполне благополучно. Была критика, но критика, не выходившая из обычных рамок. Василий Антонович и Лаврентьев ужинали с представителем ЦК, приехавшим на конференцию из Москвы. Тот хвалил доклад, хвалил выступления в прениях — принципиальные-де, умные, деловые. Высказал предположение, что и вся конференция пройдет на высоком уровне.

Хорошо закончился и второй день. Но на третий Василию Антоновичу пришлось испытать неожиданный и весьма чувствительный удар. Уже перед самым завершением прений слово предоставили Владычицу, секретарю Свердловского райкома партии. Владычин выступил горячо, говорил страстно и, что самое огорчительное для Василия Антоновича, почти под сплошные аплодисменты. Большая часть его речи была посвящена критике обкома и в частности критике самого Василия Антоновича. Владычин оттолкнулся от выступления Лисицына. Дескать, вот вам и другой пример неповоротливости обкома. А первым примером шла, конечно, история с долгой борьбой вокруг Суходолова, бывшего директора химкомбината, который чуть было не развалил комбинат. Владычин был, правда, деликатен, он не ссылался на приятельские отношения Василия Антоновича с Суходоловым. Он говорил только о деле, о том, что обком и лично Василий Антонович не оказали вовремя должной помощи ни коллективу комбината, ни министерству, которое считало справедливыми требования коллектива и давно было готово заменить Суходолова более способным работником. В итоге дело дошло до взрыва и только благодаря находчивости рабочих цеха не окончилась человеческими жертвами.

Зал гудел, слушая выступление Владычина. Сжав виски ладонями, опустив голову, Василий Антонович смотрел в стол, в раскрытый блокнот. К карандашу не прикасался. Возражать было нечего, Владычин был прав. И потому, что он был до предела прав, потому, что держался только фактов, ничего не передергивая и не преувеличи-вая, а кое-что даже тактично обходил, — Василий Антонович чувствовал к нему нарастающую неприязнь. Пусть бы он что-нибудь передернул, пусть бы допустил натяжку, пусть бы подпустил демагогии, — можно бы этим воспользоваться и дать решительный, эффектный отпор. Но никакой зацепки для этого Владычин в своем выступлении не допустил.

  231