ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Возвращение пираньи

Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... >>>>>

Жажда золота

Неплохое приключение, сами персонажи и тема. Кровожадность отрицательного героя была страшноватая. Не понравились... >>>>>

Женщина на заказ

Мрачноватая книга..наверное, из-за таких ужасных смертей и ужасных людишек. Сюжет, вроде, и приключенческий,... >>>>>

Жестокий и нежный

Конечно, из области фантастики такие знакомства. Герои неплохие, но невозможно упрямые. Хоть, и читается легко,... >>>>>

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>




  84  

— Ну нет, — говорит Бакстер. — Так не пойдет. Ты так бормочешь, что ни слова не разобрать. Давай-ка еще раз, сначала.

И она начинает сначала — по-прежнему тихо, но теперь Генри уже различает слова. Он несколько раз пролистывал ее книгу, но это стихотворение, видимо, пропустил. Во всяком случае, оно его удивляет — певучее, задумчивое и намеренно архаичное, словно Дейзи перенеслась в иное столетие. Страх мешает ему слушать, многого он не понимает, многое додумывает сам; но вот Дейзи чуть возвышает голос, в нем появляется ритм, и перед глазами у Генри встают картины, о которых говорится в стихотворении. Он видит, как Дейзи стоит на пляже в летнюю лунную ночь: прилив, море спокойно, воздух напоен ароматами, на волнах играют последние отблески заката. Она обращается к своему возлюбленному, к отцу своего будущего ребенка, просит его подойти и взглянуть или, точнее, прислушаться. Пероун представляет рядом с ней мускулистого, обнаженного по пояс мужчину. Вместе они слушают, как шуршит по камням прибой, и слышат в этом звуке глубокую печаль, восходящую к седой древности. Давным-давно, говорит Дейзи, когда земля была еще молода, в шуме волн слышалось утешение и ничто не стояло между человеком и Богом. Но нынче вечером в шорохе волн, набегающих на берег и отбегающих вспять, влюбленные слышат лишь горе. Они поворачиваются друг к другу, и, прежде чем он ее поцелует, она говорит: мы должны любить друг друга, мы должны хранить верность, особенно теперь, когда во чреве моем растет дитя, а вокруг нет ни мира, ни покоя и две армии, сойдясь в пустыне, готовятся к битве.

Она поднимает глаза. Розалинд не сводит взгляда с дочери: от мышечных спазмов колени ее трясутся. Все остальные смотрят на Бакстера и ждут. Тот наклонился вперед, облокотившись на спинку дивана: он все еще прижимает нож к шее Розалинд, но хватка его, кажется, ослабла, и в позе чувствуется нерешительность. Возможно ли, реально ли чтобы чтение стихов вызвало такую перемену?

Наконец он поднимает голову и говорит капризно, по-детски:

— Еще раз!

Она переворачивает страницу и начинает заново — на этот раз более уверенно, мягким, завораживающим тоном, словно рассказывает ребенку сказку:

— «Взгляд оторвать от моря не могу. Тишь. Смотрится луна в пролив. Там, на французском берегу, погас последний блик…»[16]

Теперь Генри слушает внимательнее, и многое, ускользнувшее в первый раз, становится ему яснее. Он обнаруживает, что дело происходит в Англии, а не во Франции, что героиня стоит не на берегу, а у открытого окна, и мужчины, отца ее ребенка, нет с ней рядом. Ему представляется Бакстер: вот он стоит, облокотившись о подоконник, и слушает шум волн, «и в мерном плеске чувствует душа безмерную печаль». Этот звук ассоциируется не с древностью вообще, а с Софоклом, который «вслушивался в гул Эгейских волн», и они «о горестях людских вели рассказ». Даже сейчас Генри невольно морщится, услышав упоминание о «море веры» и о сияющем потерянном рае. И снова — на этот раз ушами Бакстера — слышит он приглушенный шум моря, но теперь это «зов небытия», и «стеная, шлет прилив за валом вал, захлестывая петлю вкруг земли». Это как певучее проклятие. Мольба о верности тщетна в этом унылом мире, где не найти ни любви, ни жалости и где «идет схватка первозданных сил» (сейчас, во второй раз, Генри уже не слышит никаких упоминаний о пустыне). Теперь ему кажется, что мелодичность стихотворения как-то не вяжется с мрачным настроем.

Трудно сказать, что происходит с Бакстером: беспрерывные мышечные подергиванья не позволяют угадывать его настроение по лицу, но, кажется, он взволнован. Не сводя глаз с Дейзи, он убирает нож и прячет его в карман. Невероятным усилием воли ей удается сохранить самообладание, и лишь дрожащая нижняя губа свидетельствует о ее чувствах. Она беспомощно опускает руки, книга дрожит, зажатая меж пальцев. Грамматик сжимает руку Розалинд. Пока звучали стихи, Найджел презрительно кривил губы, но теперь заметно оживился.

— Ну давай, действуй, — говорит он приятелю, — а я пока нож подержу.

Генри боится, что эта подсказка, напоминание о цели их прихода, вызовет новую смену настроения и подтолкнет Бакстера на прежний путь.

Но Бакстер его как будто не слышал.

— Ты это сочинила! — взволнованно говорит он. — Ты сама это сочинила!

Это не вопрос, а утверждение. Дейзи молча ждет.

И снова:

— Ты это сочинила! — А потом, торопливо: — Здорово! Слушай, ты не представляешь, до чего здорово! Просто класс! И ты сама это сочинила!


  84