Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
35 
– Это совершеннейшая чушь, Присцилла.
– О Брэдли, если б мы только не убили того ребенка… На эту тему она уже распространялась несколько раньше.
– О Брэдли, если б мы только сохранили того ребенка!.. Но откуда мне было знать, что другого у меня никогда не будет! Тот ребенок, мой единственный ребенок, подумать, что он существовал, хотел жить, а мы хладнокровно убили его. Это все Роджер виноват, он настоял на том, чтобы мы от него избавились, он не хотел жениться на мне, и мы убили его, моего единственного, моего дорогого крошку…
– Перестань, бога ради, Присцилла. Был бы сейчас двадцатилетний верзила, наркоман и проклятье всей твоей жизни. – Мне никогда не хотелось иметь детей, и я не понимаю этого желания в других.
– Двадцатилетний… Взрослый сын… Было бы кого любить, было бы кому заботиться обо мне. О Брэдли, ты не представляешь, как я день и ночь оплакиваю этого ребенка. Был бы он, и все бы у нас с Роджером сложилось по-другому. Я думаю, Роджер тогда и возненавидел меня, когда выяснилось, что я уже не смогу иметь детей. Но ведь виноват-то он сам. Он нашел того проклятого врача. О, как это несправедливо, как несправедливо…
– Разумеется, несправедливо. Жизнь вообще несправедлива. Перестань, прошу тебя, причитать и попробуй быть практичной. Здесь ты жить не можешь. Я не могу тебя содержать. Да и потом, я ведь уезжаю.
– Я поступлю работать.
– Присцилла, подумай здраво: ну кто тебя возьмет?
– Я должна найти работу.
– Женщина за пятьдесят, без образования и профессии. Кому ты нужна?
– Как ты жесток…
Снова звонок телефона. Елейный, вкрадчивый голос мистера Фрэнсиса Марло.
– Брэд, вы уж простите меня, я решил звякнуть, справиться, как там у вас Присцилла.
– Хорошо.
– Ну и чудесно. Да, Брэд, еще я хотел сказать, психиатр в больнице не рекомендовал оставлять ее одну.
– Рейчел мне говорила.
– И потом, Брэд, послушайте, вы уж не сердитесь на меня за Кристиан…
Я швырнул трубку.
– Ты знаешь, – сказала мне Присцилла, когда я вернулся в спальню, – мама ушла бы от отца, если бы у нее была материальная возможность, она сама мне сказала перед смертью.
– Не хочу ничего об этом слышать.
– Вы с отцом тогда так свысока, так презрительно со мной обращались, вы оба были так жестоки ко мне и к маме, мама так страдала…
– Тебе надо либо возвратиться к Роджеру, либо заключить с ним определенное денежное соглашение. Меня это не касается. Ты должна смотреть фактам в глаза.
– Брэдли, прошу тебя, съезди к Роджеру.
– И не подумаю.
– О господи! Ну почему я не захватила свои украшения, они так много для меня значат, я экономила, чтобы их покупать. И мой норковый палантин. И два серебряных кубка, они стоят у меня на туалетном столике, и малахитовую шкатулочку…
– Присцилла, не будь ребенком. Все эти вещи ты сможешь получить потом.
– Нет, не смогу! Роджер назло мне все продаст. Я их покупала, в этом было мое единственное утешение. Куплю хорошенькую вещичку, и на душе хоть ненадолго становится веселее, выкраивала из хозяйственных денег, и это меня чуточку развлекало. И стразовый гарнитур, и хрустальное ожерелье с лазуритами, оно знаешь какое дорогое, и…
– Почему Роджер не позвонил сюда? Ведь он, наверно, знает, где ты.
– Он слишком горд и уязвлен. Понимаешь, в чем-то мне даже жаль Роджера, наверно, ему невесело жилось, раз он так орал на меня или вовсе не разговаривал, я думаю, в душе он ужасно страдал, в сущности, он был подавлен и опустошен. Мне иногда казалось, что он сходит с ума. Ну как жить такому жестокому, такому равнодушному человеку? В последнее время он не позволял мне даже готовить для него и не впускал меня в свою комнату, и я знаю, он никогда не застилал постель, белье у него было грязное и пахло, он иногда даже не брился, я думала, его прогонят со службы. А может, его и прогнали, и он не решается мне признаться. А сейчас ему и того хуже. Я хоть немножко следила за чистотой, правда, трудно было, когда человеку так явно на все наплевать. А теперь он там один, в этом грязном хлеву, не ест, на все махнул рукой.
– Я думал, вокруг него толпы женщин.
– О, наверно, есть какие-то женщины. Но, должно быть, мерзкие, нечистоплотные, которым только нужны его деньги и выпивка, как было в его прошлой жизни, когда я еще не вышла за него замуж, это такой страшный, материалистический мир… О, мне его так жалко, он создал ад вокруг себя и вот теперь оказался один в этом аду, у него депрессия, а вокруг горы немытой посуды…
35 
