Наверное, авторица писала этот роман первым и не думала, что будет продолжение про Бродика и Рамзи(здесь-... 
41 
Я взял на время тачку у одного из знакомых охранников, и мы поехали в Борнмут [прим.6] и провели день вместе. Я раньше ничего подобного не испытывал. Я чувствовал себя по-новому. Я чувствовал себя другим.
И вот мы сидим в одной кафешке и мирно себе болтаем, и когда мы выходим, трое этих подонков, типа, стоят там, смотрят на нас и ухмыляются на Саманту. На мою
Саманту.
— Чего уставились? — говорю я. Один из ребят, сразу видно, скис.
— Так просто.
— Пошли, Дэйв, — говорит Саманта, — они ничего такого не делали.
— А что, у тебя проблемы, а? — вступает тут другой трескун. Можешь отсосать у меня, мне по фиг.
В такие вот моменты я вспоминаю старые фильмы с Брюсом Ли. Все это кун-фу, вообще-то, полная фигня, но одна вещь, которую сказал Брюс Ли, один совет, который он дал, всегда служил мне добрую службу. Он говорил: надо бить не противника, а сквозь противника. И вот тут этот говорун — я вижу только рыжую стену за его башкой. И именно в нее я и целюсь, именно ее я и собираюсь разнести вдребезги.
Все, что я помню дальше, это что я смотрю на второго чувака и говорю:
— Ну, кто следующий?
Они просто застыли и смотрят на своего дружка-урода, который валяется на земле и ему явно несладко. Тут любопытные начали носы совать, и я решил, что лучше скорее ехать обратно в город, поскольку Саманта жила в Айлингтоне, почти рядом со мной, чем я был чертовски доволен. Так или иначе, этот небольшой эпизод испортил нам весь день, в самом деле.
— Зачем ты это сделал? — спросила она в машине, когда мы уже выезжали на трассу.
Она вроде не сердилась, просто из любопытства спрашивала. Все-таки она такая красивая, что я даже думать об этом не могу. Я не мог нормально сосредоточиться на дороге. Мне кажется, что я время теряю, когда на нее не смотрю.
— Да это они первые полезли и тебе уважения не
показали.
— А тебе важно, да, чтобы меня не обижали?
— Для меня это важнее всего на свете, — отвечаю я ей. — Я раньше такого никогда не чувствовал.
Она смотрит на меня, задумчиво так, но ничего мне не отвечает. Я уже сам лишнего наговорил. Это все от химии, я это знаю, но все это у меня внутри, и мне абсолютно по фиг.
Мы едем к ней. Мне слегка неприятно было, когда я увидел ее фото с этим парнем. Это когда она еще моложе была. Штука в том, что он, как и Саманта, был без чертовых рук.
— А это твой парень, а? — я спрашиваю. Ничего не могу с собой поделать. Она смеется в ответ:
— Он что, должен быть моим парнем только потому, что у него рук нет?
— Да нет, я не это имел в виду…
— Это один немец, мой знакомый, — говорит она. Чертов капустник. Две мировые войны и один Кубок мира, сука.
— Ну, так что? Он твой парень?
— Да нет же. Просто приятель, вот и все.
Я почувствовал прилив радости, и мне этот капустник даже нравиться начал. В самом деле, бедняга, без рук и все такое, не очень-то весело ему приходится.
Мы еще немного поболтали, и Саманта рассказала мне кое-что. Про свое прошлое. От чего у меня кровь закипела.
Нью-Йорк Сити, 1982
Брюса Стурджеса, человека, сидящего, где он и хотел сидеть — в дорогом офисе в центральном Манхэттэне, тем не менее преследовала назойливая и неприятная мысль. Он выглянул в окно, выходящее на север, на замечательный вид Центрального парка. Могущественные здания Крайслера и Эмпайер Стэйт Билдинг возвышались напротив, с презрением глядя сверху вниз на его стремительный рост, как два вышибалы из ночного клуба. Всегда на тебя кто-то смотрит сверху вниз, подумал он, грустно улыбаясь, как бы высоко ты ни забрался. Эти два здания были в своем роде исключениями, особенно небоскреб Крайслера в стиле арт деко. Ему вспомнились Фрэнк Синатра и Джин Келли, которые превратили город в огромные декорации для своего мюзикла Ночь в городе. Свобода, вот что олицетворял для него Нью-Йорк. Это было избито и не ново, но, подумал он, это было именно так. Однако замечательный вид из окна не стер из его воображения назойливые, прожигавшие мозг образы изуродованных, корчащихся от боли калек. Хуже ему еще не бывало. Он инстинктивно набрал номер Барни Драйсдейла в Лондоне. В голосе Барни, в его спокойной, естественной уверенности в себе было что-то, что всегда успокаивало Брюса, когда ему становилось тяжело, как сейчас.
Барни Драйсдейл, пакующий вещи в своей квартире в Холланд Парк, был отнюдь не рад раздавшемуся телефонному звонку.
— Ну что еще? — раздраженно простонал он. Барни готовился уехать в свой загородный домик в Уэльсе на длинные выходные, чтобы подготовить переезд туда семьи в следующем месяце.
41 
