Мор открыл конверт и прочел:
Простите. Мне не надо было приглашать вас на обед и отвечать положительно на ваше предложение. Больше ничего не надо говорить. Сожалею о своем легкомыслии.
Он сунул письмо в конверт. Задумчиво вытащил из кармана сигареты, предложил одну ей, другую взял себе. Неизвестно почему, но сейчас он чувствовал себя удивительно свободно. Да, кашу он заварил ужаснейшую. Да, ошибся и потянул за собой другого человека. Да, предстоит искать выход. Но сейчас, в эту минуту, вокруг возник оазис покоя. Он догнал ее, привел назад, она лежит перед ним, не торопится уходить, да он и не отпустил бы ее. Глубоко внутри он ощутил такую же радость, какую испытал в тот первый день, когда погладил живое теплое дерево станционной калитки. Он любил ее.
Он повернулся и взглянул на Рейн. Она глядела на него. Он знал, что сейчас на его лице отражается торжество. И не хотел прятать от нее это торжество. Она покачала головой.
— Мор, это ошибка.
— Ты хотела прийти?
— Конечно, я хотела прийти. Очень, очень хотела придти. Но не надо было приходить. Если бы я не хотела, если бы я раньше поняла, чем все обернется, я бы не рискнула принести письмо… я бы попросту не пришла. Но меня мучила мысль, что ты ждешь и ждешь.
— Так ты хотела прийти! — Он не мог в это поверить. — Белого или лучше бренди, что будешь пить? — В эту минуту ему хотелось только одного — чуть-чуть беспечности.
— Бренди. — Она села и рукой нервно взъерошила свои черные волосы. Дождь теперь лил вовсю. Капли все громче, все тревожней стучали по крыше. Блеснула молния, и следом оглушительно прогремел гром. Они не пошевельнулись, лишь глядели друг на друга.
— Я, пожалуй, тоже выпью бренди, — сказал Мор. — Это все как-то так неожиданно. — В комнате становилось все холоднее. Барабанная дробь доходя сделалась громче. Мор включил электрокамин.
Подошел к дивану и встал на колени.
— Милая, дорогая, — он смотрел на нее так изумленно, словно не верил, что это действительно она. — До сих пор не могу поверить, что тебе захотелось прийти. Удивительно. Ты захотела видеть меня. — Он коснулся ее волос.
Рейн забрала бокал из его руки и поставила на пол. Обняла за шею и начала притягивать к себе, пока его голова не легла к ней на грудь. Она прижимала его, гладила по волосам. Мор лежал неподвижно. Глубокий покой и радость были с ним. Он мог бы сейчас умереть. Долгое время они лехсали так. То и дело прокатывался гром, дождь не ослабевал.
Наконец Мор поднял голову и начал целовать ее. Она возвращала ему поцелуи с той же страстью, обвивая его шею, притягивая его голову к себе. Насытившись поцелуями, они легли рядом, лицом друг к другу.
— Когда ты это почувствовал? — спросила Рейн. Мор задумался.
— Мне кажется, с самого начала, как только ты взяла меня за руку, там, на ступеньках сада. Помнишь? В тот первый вечер, когда мы встретились. Меня невероятно тронуло, что ты взяла меня за руку. Но я не осознавал своего чувства вплоть до того дня, когда отыскал тебя в лесу. О, Рейн. Как же я тебя искал в тот день!
Она погладила его лицо, в ее глазах сияла нежность.
— В тот день случилось чудо. Ты пришел и освободил меня от заклятья.
— А когда ты впервые… — он не мог найти слова —…обратила на меня внимание?
— Мор, дорогой — засмеялась Рейн. — Наверное, это произошло, когда я рисовала тебя в доме Демойта, вот тогда, наверное, мне пришло в голову, что, возможно, я… влюбилась в тебя.
Потрясенный этими словами, Мор неотрывно глядел не нее.
— Непостижимо!
— Вот почему я тогда так рано ушла спать. — Рейн снова рассмеялась, но в ее глубоком счастливом смехе слышался отзвук слез. — И вот почему я не показала тебе набросок. Подумала, ты лишь взглянешь, и тут же догадаешься, что я влюбилась.
— Подаришь мне этот рисунок?
— Мне хочется его сохранить для себя, но я тебе покажу.
— Рейн, это такая мука была, эти последние несколько дней. Мне до смерти хотелось тебя видеть. «И только потому не умер, что все же надеялся увидеть», — мысленно досказал он.
— Я знаю… я тоже… думала только о тебе. Понимала, что не должна идти на стадион. И сдерживала себя все утро и весь день. Но потом не выдержала. Я не могла не пойти.
Это судьба, думал Мор, это какая-то высшая воля. Мы оба сопротивлялись, но оказались побеждены. И тут же возразил самому себе. Нет, это наша воля. И сознание этого должно придавать нам бодрость и силы. И он торжествующе обнял ее.